Юрий Соколов - Пока живы — надо встречаться

Серафима так, чтобы слышали все, замечает:

— А моего Николая, нечего сказать, не забывают. То премию дадут, а сегодня на Доску почета как фронтовика сфотографировали. — И, повернув к имениннику рыхлое лицо, спрашивает: — А тебя, Егор, фотографировали?

Но тут в разговор вступает Аграфена.

— На Доску почета кого вешают, — говорит она. — Кто отличился. А мой Егор на войне ни одной медали не заработал.

На именинника все смотрят с удивлением.

— Ты же воевал, отец… — говорит Митя.

Егор Кузьмич растерянно моргает:

— Вот и на заводе меня спрашивают товарищи: «Кузьмич, как же так?»

— А так, — подает голос Аграфена. — Может, они думают, что ты отсиживался где-то?

— Не отсиживался я! — чуть не кричит Егор Кузьмич.

— От кого же это зависит? — Митя вопросительно смотрит на всех.

Серафима, которую недавно проводили на пенсию из райвоенкомата, где она отработала тридцать лет, авторитетно говорит:

— Сведения дает райвоенкомат.

Митя переводит с нее захмелевший взгляд на отца:

— Вот что, пап! Ты на больничном, а я завтра, в понедельник, во вторую смену. Утром мы пойдем к военкому и спросим: «Как же так? Участник войны — и ни одной медали?»

— Ясно дело, сходим, — соглашается отец.

Все одобрительно смотрят на них.

Серафима, ковыряя вилкой в тарелке с салатом, выжидает.

— А может, он и не воевал? — говорит она.

— Вот те раз! — вскидывает подбородок Егор Кузьмич. — Как это не воевал?

— Надо посмотреть, что у тебя в военном билете записано, — продолжала Серафима, кладя вилку. — Вот если часть участвовала в боях…

Из кухни показывается Аграфена с двумя тарелками холодца.

— Мать, неси архив! — весело кричит Митя. — Отцов военный билет доставай.

Аграфена будто бы озадачена:

— Военный билет?.. А был ли он у него?

— Вот те раз! — закипает Егор Кузьмич, вскакивая с места. Он не замечает, что Аграфена прячет улыбку.

— Нет, такого билета я в глаза не видывала, — подзадоривает его старая и, доставая из шкафа сверток с письмами, облигациями и прочими бумагами, приговаривает: — Вот профсоюзный билет… Вот квитанции. Может, ты потерял?

— Нет! Нет! — кипятится Егор Кузьмич. — Где у тебя книжка за электричество? Радикюль где твой?

— Вот радикюль и не найду, — разводит руками Аграфена. — От Славчика спрятала, и куда он запропастился?

С охами и вздохами, точно это надо для большой необходимости, Аграфена достает откуда-то сверху платяного шкафа облезлую сумочку с металлической застежкой и вынимает старый, с обтрепанными уголками военный билет. К документу потянулось сразу же несколько рук, но достался он лысоватому племяннику.

Перелистав, он обводит всех поблескивающими стеклами очков.

— Стрелком всю войну был наш дядюшка! — улыбается он и, повернув страничку, с недоумением по слогам читает: — «Не у-ча-ство-вал».

Наступило неловкое молчание.

— Как же так?! — взвинчивается Митя, выхватив билет. — Здесь же черным по белому написано: с первых дней войны до последнего!

Егор Кузьмич шмыгает, глаза его влажнеют. Серафима с жалостью смотрит на него:

— Ты сам виноват, Егор. Ведь это с твоих слов записано.

— Верно, — растерянно соглашается он. — В окопах на передовой не был, а так жестокая была борьба, это все знают.

— Ну вот она и записала, — поясняет Серафима. — Кто же виноват? Ты сам и виноват.

— Да мне тогда и не до того было, — волнуется Егор Кузьмич. — Я как рад-то был, что живой вернулся. А Ванюшка так и остался у тех туннелей, где с полковником Шрамом схлестнулись. Прозвали так — у него шрам во всю щеку, полком бандеровцев командовал. А нас всего батальон. По десять врагов на каждого бойца. Жестокая была борьба. Отступая в лес, разрывными пулями они отстреливались.

Иван Парфеныч, услышав про туннель, пытливо смотрит на Кузьмича.

— Должно быть, вы нам тогда расчищали дорогу, — говорит он. — Нас два «фэда» подцепили и повезли. В последнем вагоне трясет, качает. А как туннель проехали — отлегло. До нас эшелон под откос пустили.

— Во-во! У самых туннелей это и было.

Митя сосредотачивается:

— Н-да, отец… Тебе теперь легче две цистерны с мазутом для завода выхлопотать…

Аграфена, чтобы перевести разговор, наливает в граненую стопку водку.

— Да ладно вам нервы-то шевелить этими наградами, — вступается она за мужа. — Давайте лучше выпьем за Победу.

Тост все дружно подхватили. И опять стукаются граненые стопки, и за столом воцаряется веселье с шутками, прибаутками и песней, без чего ни одно застолье не обходится.