Юрий Соколов - Пока живы — надо встречаться

Он слушает. Живые слова, казалось, сами собой идут из души. Сурин тоже хочет выступить. Но едва раздаются аплодисменты, ему кажется, что слышит шум проливного дождя, как в ту осень. И вновь, как наяву, он видит тех двоих, постаревших, в ветхой залатанной одежонке. И он, потупившись, недвижно сидит, смущенный воспоминаниями.

Весь длинный день — волнения, встречи, разговоры, воспоминания. В ресторане, где собрались на традиционный товарищеский ужин, после выпитой водки Сурин почувствовал усталость.

Сурин поднимается и оглядывает всех собравшихся за столом:

— Дорогие друзья! Я должен перед вами покаяться. Да-да, не удивляйтесь — с кем же мне поделиться, как не с вами, своей печалью? Вы поймете…

И он рассказал им, что томило его долгие годы. Но тут кто-то не выдержал и встревоженно бросил реплику:

— Ну сколько же можно вспоминать!..

Рослый, с крупной серебристой головой полковник в отставке постучал по графину. Опять установилась тишина.

— Я не знаю фамилий ни одного из тех героев, — закончил Сурин. — Но всегда помню о них. Они со мной, живут жизнью моей памяти…

Одни смотрели на Сурина с пониманием и сочувствием, другие с недоумением. На другом конце стола послышались голоса, по всему видно, там назревал спор. И опять постучали по графину. Сурин хотел что-то еще сказать, по, услыхав этот предупреждающий звон, вконец расстроенный, сел.

А над столом уже возвышается с серебристой головой полковник со стопкой в руке. Уверенным командирским голосом говорит:

— Товарищи! Предлагаю самый короткий тост. Пока мы живы — давайте встречаться!

Видно, по душе пришелся всем этот тост. Шумно отодвигая стулья, все встали, потянулись через стол друг к другу чокаться.

— А теперь, уважаемые товарищи, — продолжал седовласый полковник, когда все выпили, — давайте споем… День Победы… Порохом пропах…

Сурин, украдкой вытирая слезы, пел вместе со всеми:

На другой день, когда пришло время уезжать, Сурин прощается с однополчанами, обнимается и повторяет:

— Да-да, друзья… Пока живы, надо встречаться…

Он по-прежнему в душе таит надежду: а вдруг в будущем году, на День Победы?..

И опять ждет этого дня, волнуется, надеется…

Дождь с утра стучит по кровле, неумолчно булькает в бочке возле крыльца и нудно потренькивает по оконному стеклу.

Егор Кузьмич, опершись ладонями о подоконник, по которому снуют муравьи, то с досадой глядит на тучу, низко нависшую над поселком, то в сторону станции. Но дорога до самого переезда безлюдна, лишь поблескивает лужами.

В доме запашистый дух свежеиспеченных пирогов. Жена Аграфена хлопочет на кухне, и это вселяет уверенность — гости придут.

Вот и вчера с утра тоже хлопотала, а к вечеру пришли заводские, вручили от имени цехкома приветственный адрес. Пока Аграфена собирала к столу, Говорухин гудел на ухо: «Послали насчет мазута молодого специалиста, а в министерстве ему говорят: «Нет заявки». Или с фондами что-то там не так, вот и вернулся ни с чем. А Степанов тебе привет передал большой. Пусть, говорит, выздоравливает побыстрей. Незаменимый человек Завьялов в нашем деле». Хорошо Егору от такой похвалы. Он постарается для завода, да только вот грыжа, будь неладна, ударила в кишки и что-то защемила. Приятно вчера посидели. Ребята артельные оказались. «Погоди, Кузьмич, мы терраску тебе отгрохаем, а то через продувное крыльцо ходить неудобно», — пообещали напоследок. Рад-радешенек Егор заводским товарищам. До самой станции провожал.

А сегодня, в воскресенье, он ждет родственников.

«Не побоялись бы дождя…» — думает он, прохаживаясь по комнате. На глаза попадается папка в мягкой обложке морковного цвета. Она лежит на старинном комоде. К обложке папки привинчена пластинка из нержавейки с надписью: «Завьялову Егору Кузьмичу в день шестидесятилетия».

Первым пришел Митя, сын, с семейством. Зоя, невестка, сразу же пошла помогать на кухне Аграфене. Дом наполнился шумом, детской беготней, радостными визгами Славчика и Катюши.

Митя принес отцу рубашку в целлофановом пакете.

— Ишь ты, кремовая, — разворачивает Егор Кузьмич покупку, интересуется: — Хлопчатобумажная?

— Шерсть с лавсаном. Модерн! — отвечает Митя и шутливо добавляет: — А ты, пап, дареному коню в зубы не заглядывай. Надевай и носи на здоровье.

Тихонько посмеиваясь, Егор Кузьмич примеряет сорочку. Весь вид его выражает удовольствие, когда от воротника до самого пояса пропускает пуговицы в петли. Пропихивая низ рубашки в брюки, обнаруживает еще одну пуговицу на узенькой тесьме Озорной огонек мелькает в его глазах.