Славчо Трынский - Не так давно

В камере я застал только трех гимназистов — Нено Ватахова, Николу Гостева и Танчо Фингарова, — причастных к конспиративной организации, недавно раскрытой в копривштицкой гимназии. Следствие по их делу было закончено, и они теперь ждали судебного разбирательства. Двое из них мало отличались друг от друга, ничем особенным не выделялись и не оставили в моей памяти заметного следа. Куда большее впечатление произвел на меня Нено. Он отличался необыкновенной жизнерадостностью, вечно придумывал всякие остроумные истории, с утра до вечера поддерживая у товарищей веселое настроение. То ли из-за переходного возраста, то ли из-за какого-то повреждения голосовых связок, он всегда сипел, и это само по себе вызывало невольный смех. Особенно комичным становился Нено, когда пытался декламировать. От напряжения у него на шее вздувались жилы, глаза наливались кровью, а на смуглом лице выступали капли пота, который он утирал не платком, за неимением такового, а обшлагом рукава своей истрепанной куртки.

Нено вызывал смех и своей прической — бобриком, — которой он уделял много времени и внимания. Волосы у него были жесткие и стояли торчком, как щетина, а он хотел, чтобы они непременно ложились гладко назад. Он даже растворял в блюдце сахар и смачивал их, а гребенку и зеркальце целыми днями не выпускал из рук.

Среди обитателей нашей камеры Нено был самым пылким поклонником поэзии. Он мог часами слушать стихи Ботева, Смирненского и других поэтов вольности, и никто никогда не слышал от него «хватит».

Когда я вошел в камеру, Нено вскочил с койки и его озорные глаза, сразу же прочитав на моем лице радостную новость, загорелись, заплясали. В них виделась и радость, и боевой задор, и надежда.

— Выходит, к добру твоя коза сорвалась с привязи и убежала! — иронически заметил Нено. Это он слышал, как утром, перед уходом в суд я рассказывал свой сон, и теперь связал его с действительностью. — Хорошо! Здо́рово! — продолжал Нено, прыгая то на одной, то на другой ноге. — Сейчас черкну письмецо моему дядюшке… И, если повезет, я тоже скоро смогу подбросить вверх свою старую ученическую фуражку!

Подбив и своих товарищей взяться за письма, Нено схватил лист бумаги и карандаш, сел на койку, пододвинул ящичек с провизией, положил его на колени и принялся нанизывать мелкие как бисер буквы. Но не одно, а много еще писем пришлось написать этим ребятам, дожидаючись своего освобождения.

Пока они писали, в камеру вернулись и осужденные товарищи. Они были тезками — обоих звали Сашо — и, чтобы не путать, мы называли одного из них Сашо Большой, а другого Сашо Маленький. Пришли они невеселые. Сашо Маленький, хотя и получил приговор полегче, был особенно мрачен. Шесть лет и восемь месяцев тюремного заключения — тоже немало! Тысячи дней и миллионы минут, насильно отнятые у молодости и романтики. Отныне весь яркий многогранный мир ограничивался для него рамками четырех замызганных стен и клочком неба в оконце. А сколько раз за это время он может попасть в тесный, как спичечный коробок, и сырой, словно погреб, карцер, где ему придется при свете тусклой электрической лампочки смотреть, как медленно сползают по цементной стене капли воды, как зацветают плесенью углы, и стоически терпеть холод, пронизывающий чуть ли не до костей. Все это он вынесет, потому что он — член Союза рабочей молодежи, но не посочувствовать ему было нельзя.

В тюрьме пользовались малейшей возможностью, чтобы передать вести на волю. Я чувствовал себя обязанным доставить письма товарищей и предложил обоим Сашо черкнуть тоже хоть по несколько строк.

— Эй, друзья, — вдруг обратился к ним Нено, — да вы не отчаивайтесь, это ведь не самое худшее. Бывает и похуже. Не сняли же вам голову с плеч, занимайтесь своим делом. Пишите, что все в порядке, что еды вам хватает, и никакого намека на отчаянье, не думайте, что вам придется отсидеть весь срок. Ничего подобного не будет. Красная Армия освободит нас!

— Так-то оно так, — сказал Сашо Большой, — но ведь до той поры насидишься. Обстановка-то пока не такая уж благоприятная.

— Ха, обстановка может измениться! — упорствовал Нено. — Русские того и гляди выдумают какое-нибудь новое оружие и — хоп! — поворот в ходе войны! Представьте себе, например, танконосцы. Такой большущий танк-матка, а у него в животе несколько танков поменьше. Останавливается такой танконосец, автоматически отворяется, и из него выползают танки-детки?! Или же новые подземные аэродромы, откуда словно осы роями вылетают самолеты! Немцы еще выкусят, ого-го еще как выкусят! Хотел бы я спросить их, как они будут возвращаться в свою Германию. Ах, только бы меня не осудили, тогда бы и я отправил на тот свет хотя бы одну белокурую бестию.