Пункт - Давным-давно

Лиха беда – начать с начала,

Но не составит мне труда

Содрать из сказочных анналов

Два слова, тасканных немало.

Итак, начнём. Жила-была…

Жила-была в деревне русской,

На благодатной стороне,

Уже не помню точно где,

Семья Ильи. Жила негусто.

С утра до позднего заката

Отец и мать, впряжась в соху,

Тихонечко ругаясь матом,

Кляли проклятую судьбу.

Их сын, Илья, мужик в расцвете,

Днём из избы не выходил,

И в окружении кадил,

Сидел, как пень, на табурете.

Бедою сердце донимал:

Уж тридцать лет хуй не вставал…

Собою ладен, крепок силой,

С тоской глядел порой в окно

Как бегает со смехом мимо,

Виляя ляжками игриво,

Стадами местное блядво.

В который раз по ним вздыхал

И член рукой без толку мял.

Куда там выйти на гулянье!

Да и не звал его никто.

Когда не долбит долото,

Кому он нужен на свиданье!

С трудом снося такой позор,

Он лишь у окон вёл дозор.

А вечером, хлебнувши браги,

Набравшись, наконец, отваги,

Тайком он крался со двора

И где-то шастал до утра.

Скажу тебе, читатель, прямо:

Прокравшись тихо в ближний лес,

Великовозрастный балбес

В кустах сидел и ждал упрямо,

Когда ж кого-то из подруг

Сюда потрахать приведут.

И жадно, чуть дыша, смотрел,

Как совершался беспредел.

Потом не спал, вздыхал на лавке,

В который раз рукою в плавки

Залазил… Член лежал спокойно,

Размеры соблюдя достойно.

И, потерявши интерес,

На жизни он поставил крест.

На том бы кончился рассказ,

И мы расстались бы сейчас.

Но, видно, есть на свете Бог,

И случай вдруг Илье помог.

Однажды хмуро, как всегда,

Сидел Илюша у окна,

Весь погружён в свои печали…

Тут в дверь тихонько постучали.

Илья открыл – и обомлел.

Вот он, мечтаний всех предел!

В избу вошла краса-девица,

И, попросив попить водицы,

Устало стёрла пот с чела,

И у порога замерла.

Илья дрожащею рукою

Ей ковшик подаёт с водою,

А сам глазами девку жрёт,

И мысли чёрные ведёт.

И так и сяк её поставит,

То к косяку дверей приставит,

То в лавку головой упрёт,

То хуй ей за щеку суёт.

И понял вдруг Илья-мудрец,

Что в бабу втюрился вконец.

«Кто ты, красавица, откуда?

Русоволоса, полногруда… —

С тоской подумалось Илье. —

Эх, засандалить бы тебе!»

Но, вспомнив про свою беду,

Он опустил глаза долу,

Вздохнул и снова загрустил.

Девица же, воды попив,

Румянцем сразу залилась,

Повеселев, подобралась,

И улыбнулась так игриво,

Так ослепительно красиво,

Что наш Илья решил себе

Закончить жизнь свою в петле.

Но тут не грех остановиться,

И хоть немного объясниться,

Чтоб ты, читатель, не подумал,

Что я Илью сгубить удумал.

Была девица та колдуньей,

Жила одна в глухом лесу.

Чтоб сохранить свою красу,

Купалась тайно в полнолунье

В укромном месте на пруду,

И берегла свою пизду.

Жизнь в одиночестве скучна!

И вскоре поняла она,

Чего ей так недоставало.

Но, подвернув кому попало,

Простить бы не смогла себе.

И тут узнала об Илье.

Подробно справки навела,

Досье тихонько собрала,

Илью по папкам разложила,

Над ними колдовала ночь,

И утром всё-таки решила,

Что можно им двоим помочь.

Ему – поднять упавший хрен,

Чтоб не висел ниже колен,

А ей – познать мужскую страсть

И в бездну удовольствий пасть.

И с тем отправилась в село,

Куда нас с вами занесло.

Ну что ж, продолжим наш рассказ.

Как там дела идут у нас?

Застыл как вкопанный Илья,

Не соображая ни хуя.

– Чего, Илюша, нос повесил?

Чего, милок, ты так невесел? —

Пропела ласково ему.

– Уж не садишься ли в тюрьму?

– Тюрьма – хуйня! – он ей ответил.

– Беда похуже у меня.

Тут, блядь, такое, что на свете

Несчастней всех, наверно, я…

– Ну, полно! Знаю твое горе.

И помогу тебе я вскоре.

И ковшик, что стоял у лавки,

Опять наполнила водой.

Из декольте достав две травки

И закрепив их на булавке,

Варить поставила настой.

Дрожали оба в ожиданье.

Илья – не веря в жизни фарт,

А баба – чувствуя азарт,

Шептала тихо заклинанья…

– Ну вот, Илья, питьё готово!

Илюша, не сказав ни слова,

Весь ковшик мигом притоптал,

А травку, обсосав, сжевал.

Пошёл по жилам кипяток,

К хую погнав крови приток!

И вдруг почувствовал Илья,