Сергей Тарасов - Осколки. Краткие заметки о жизни и кино

Взамен местная «братва» принимала нас в свои игры и никому не давала в обиду.

Помню, как цеплялись железными крючками за задний борт «полуторки», подъезжавшей к мосту через Ельцовку, и отцеплялись у бокового съезда к ней. С криками катились вниз, скользя по накатанной колее. Коньков ни у кого не было: их заменяли подошвы наших залатанных валенок…

На каникулах я подрабатывал в поездах — ходил по вагонам и пел жалобные песни, в конце которых был всегда один и тот же припев: «Люди добрые, посочувствуйте, сирота обращается к вам. Вы подайте мне на согрев души…». И тут словами «…я имею в виду — на сто грамм» жалобную песню заканчивал басом дядя Коля-инвалид. У него вместо левой ноги была деревянная «культя». Дядя Коля носил солдатскую шинель и красноармейскую шапку-ушанку, на правой ноге — кирзовый сапог. Нам подавали сердобольные старушки и женщины с детьми — кто картошку, кто кусок хлеба, кто яйцо…

Получалась прибавка к моему голодному рациону, да и домой я приносил часть «заработка».

Жаль только, что дядю Колю забрала милиция. Никаким инвалидом он не был. Просто сгибал левую ногу, стягивал ее ремешком и прилаживал к деревянной «культе».

А я после разоблачения нашего «дуэта» получил от милиционера подзатыльник.

Пацаны говорили потом, что дядю Колю как дезертира определили в штрафбат и отправили на фронт.

Выживали, постепенно меняя привезенные из Москвы вещи на еду. Помню последний обмен… Была уже весна. Мама пришла из военкомата, расстроенная до слез… Никаких сведений об отце не было, только подтвердили, что он был контужен под Старицей. Мама взяла нашу последнюю игрушку, привезенную из Москвы. Это была маленькая легковая машинка. Завернула ее в тряпочку.

— Пойдемте, ребята! — сказала мама, и мы пошли по берегу Ельцовки, застроенному несуразными халупами, к Оби.

Надо сказать, что воды и канализации в домах на Ельцовке не было. «Удобства» располагались рядом с домами. К тому же, в сараюшках, лепившихся к домам, жители содержали всякую живность. Посему нормально дышать на Ельцовке можно было только тогда, когда дул ветер с Оби.

Но вот, наконец, мы вышли на берег великой сибирской реки. Неподалеку несколько женщин развешивали на стояках рыбацкие сети, местами порванные. Рядом стояли две большие деревянные лодки, вытащенные на берег, а в воде неподалеку — небольшая, двухвесельная, привязанная за кол, вбитый в песок.

Из больших лодок женщины выгружали утренний улов. Пахло рыбой и деревом, потому что рядом были плоты лесосплава.

Мы подошли к бригадиру рыболовецкой артели — крупной женщине с красным, обветренным лицом. На ней была брезентовая роба с прилипшими блестками рыбьей чешуи. Под стать ей был и хриплый, грубый голос.

— Принесла? — спросила она маму.

Мама развернула сверток и отдала бригадирше нашу машинку.

— Подарок внуку из самой Москвы, — усмехнулась бригадир.

— Последняя игрушка, — тихо сказала мама. — Все на продукты обменяли…

Бригадир присела передо мной, взъерошила мои давно нестриженые волосы и спросила:

— Не жалко машинку отдавать, малец?

Я даже обиделся:

— Я уже большой, в школу хожу!

— Ну, тогда бери. От сына остался. На фронте он. А машинка внучку пойдет на день рождения.

Бригадир протянула мне перочинный ножик, выпрямилась и пошла к большой лодке с уловом. Там она взяла стерлядь и отдала ее маме.

Мама быстро завернула рыбу в тряпочку, в которой принесла автомобильчик. Потом достала из кармана жакета авоську и положила туда сверток.

— Да ты милая не бойся. У нас стукачей нет. Если что, скажешь — на рынке, мол, купила, — сказала бригадир.

Мать о чем-то пошепталась с ней, потом рассмеялась и, отдав ей авоську, с улыбкой подошла к нам.

— Хотите на лодке покататься? — спросила мама

Увлеченные игрой в «ножички», мы с братом отрицательно покачали головами.

— С ножиком вы наиграться еще успеете, давайте я его пока уберу, а на лодке покататься нам вряд ли кто еще даст. Пойдем! — сказала мама.

Я вздохнул и нехотя протянул маме ножик. Мать сложила его и спрятала в карман своего жакета. Мы пошли к маленькой лодке. Мама подтянула ее за канат к берегу…

Мама гребла умело и уверенно. Поскрипывали уключины. Я опустил руку за борт и с интересом смотрел, как вода струится между пальцами, и разбегаются в разные стороны мальки…

После прогулки на берег Оби мы с Костей простыли и заболели. По такому случаю, хозяйка затопила печь, и мы с братом разместились на ее лежанке. Жар от печи, высокая температура от простуды подействовали так, что все окружающее стало каким-то нереальным, расплывчатым видением, подернутым странной дымкой… Кто-то открыл дверь и вошел в дом. Я закрыл глаза. Сколько продолжалось это полузабытье, не знаю. Очнувшись, я увидел сидящих за столом маму и какую-то пожилую женщину. Перед ней были разложены карты…