У нас была двухкомнатная квартира с высоченными потолками. Зимой стены, выходящие на улицу, покрывались инеем, а весной намокали. Говорили, что раньше здесь были какие-то технические мастерские. Но мы были рады и такому жилью. И существовали там до 1956 года.
Учились мы с братом в 122-й школе, ее и окончили. Располагалась она в Палашевском переулке, рядом с одноименными банями. От улицы Горького (ныне Тверской) школа пряталась за жилым домом и Музеем Революции (бывшим Английским клубом). Расстояние до школы преодолевалось нами минут за пятнадцать, если идти по Трехпрудному переулку или по улице Горького. Правда, на улице Горького, можно было иногда застрять у огромного дома, боком выходившего в наш Благовещенский переулок. В этом доме жил знаменитый оперный певец Лемешев, и у его подъезда вечно дежурила целая армия почитательниц, которых мы звали «лемешихами»…
Школьное обучение в те годы было раздельное, и смягчать нравы пацанов было некому. Посему ученики нашей школы часто оказывались на разборках в родном 9-м Отделении милиции. Оно тоже было рядом со школой, как и Палашевский рынок, где мы часто находили разнообразные развлечения. В милиции осуждали наши азартные игры: «пристенок», «расшиши» и другие подобные им. Но больше всего беспокоили наши драки или «стычки», как мы их назвали. «Стыкались» один на один, класс на класс, двор на двор, школа на школу. И «стыкались» по правилам: до первой “кровянки”, лежачих не бить, ногами тоже нельзя. Сейчас так не дерутся…
Я сначала был маленький и совсем не атлет. Но «стыкался» не хуже других. Все время ходил с синяками и ссадинами. Мама не успевала их обрабатывать.
В пятом классе я решил заняться боксом и пришел в зал «Крылья Советов». Это был боксерский клуб около гостиницы «Советская». Пришел просто посмотреть, что тут и как…
Тренер посмотрел на меня — неказистого, худого — усмехнулся и спросил:
— Хочешь боксом заниматься?
— Хочу, — наверное не очень уверенно ответил я.
— Раздевайся, — опять усмехнулся тренер.
Он проводил меня в раздевалку, где я разделся до домашних длинных трусов. Тренер с прежней усмешкой, которая меня начала злить, спросил, какой у меня размер обуви. Я сказал. Из одного шкафчика тренер достал тапочки, из другого — боксерские перчатки.
— Надень свои носки и эти тапочки, — сказал тренер. — Руки бинтовать, я думаю, пока не надо, а перчатки я тебе зашнурую…
…Все, кто был в зале, окружили ринг, на который меня вывел тренер. Некоторые еле сдерживали смех. Конечно, я был смешон — маленький, в длинных трусах, ручки и ножки — как палочки. Да еще эти неудобные и большие перчатки…
Тренер подозвал какого-то худенького парнишку, с улыбкой стоявшего у ринга:
— Поработай с новичком, только не очень…
От этих слов злость окончательно захлестнула меня…
— Бой! — скомандовал тренер, и я, размахивая руками, бросился на противника…
…Через несколько минут меня привели в чувство.
Когда я уходил, тренер с прежней усмешкой сказал:
— Расписание у входа… Приходи еще…
Через три дня я пришел в «Крылья Советов» с фибровым чемоданчиком, в котором были боксерские перчатки нужных унций (об унциях я прочитал в книжке о боксе), новые тапочки, носки, спортивные трусы, майка и медицинские бинты для перевязки рук. Эластичных тогда не было.
Тренер удивился:
— Ишь ты! Ну, тогда давай работать!
К десятому классу у меня уже был первый разряд по боксу, а по весу я выходил на «полутяжа» при росте 185 см.
• • •
Но вернемся к зиме 1943 года. Хотя Сад «Аквариум» и был закрыт, местные жители знали, как можно быстро пройти через него из Благовещенского переулка к площади Маяковского. А поскольку весь центр «Аквариума» был пустой, мы с ребятами из старших классов расчистили его от снега, и получилась небольшая площадка, где мы играли в футбол. Играли обычно класс на класс, но случались и «международные» матчи с армянами. Их почему-то много было в нашей школе и вообще в районе. Настоящий мяч нам заменял самодельный, тряпичный, а вместо штанг лежали портфели или отцовские полевые сумки.
Поэтому были вечные споры, куда попал мяч: в угол, в «девятку», под «штангу»? Или — пролетел мимо ворот? И, естественно, эти споры часто заканчивались потасовками. Поэтому в «арбитры» выбирался самый здоровенный пацан.
На «международных» матчах обстановка была спокойнее. На нашей стороне «болел» старший брат Вани Макухина, моего одноклассника и приятеля. Он был блатным авторитетом. И на армянской стороне «болел» армянин с такой же репутацией. Поэтому все спорные вопросы на поле решали они, а не судья. И все безропотно признавали их решения.
Читать дальше