Владимир Дичев - Небо покоряется смелым

— Еще немного, еще веди, веди… Стоп, довольно! Теперь держи так, есть страховка.

Скорость подъема между тем все меньше, меньше… И вот наконец машина полностью теряет инерцию… Как бы зависает между небом и землей, замирает… Именно в этот, каким-то шестым чувством угаданный миг тренер командует:

— Ручку на себя!

Летчица берет ручку на себя, и «як» по отвесной вертикали скользит к земле хвостом вниз. Впечатляющее своей необычностью падение должно продолжаться не менее двух длин фюзеляжа, и в этой фазе фигуры Макагоновой удается достигнуть нужного эффекта: «як» падает на хвост метров пятнадцать — двадцать.

Одновременно начинает срабатывать заранее созданный летчицей незначительный, почти незаметный наклон самолета вперед. И наступает мгновение, с которого капот поставленной на попа машины из верхней точки вертикали начинает все стремительнее описывать вниз по кривой большую дугу, а падение на хвост прекращается. Вот она, отмашка! Корпус «яка» в эти секунды подобен языку гигантского колокола, которым размахнулся искусный звонарь. Чем дальше падает машина на хвост, тем больше амплитуда отмашки, тем выше качество фигуры. И Нажмудинов констатирует:

— Хороший колокол.

На мой «непросвещенный» взгляд, эту же оценку, и даже с плюсом, вполне можно было поставить Макагоновой за весь комплекс — летала она в тот день великолепно. Но когда после приземления Халидэ подошла к тренеру, он неожиданно для меня спросил только:

— Ну как, все ошибки запомнила, или напомнить?

— Думаю, что все, Касум Гусейнович. Во всяком случае, постаралась.

— Ладно, подробно поговорим на разборе.

И, подобрев глазами, посоветовал:

— А сейчас пока отдыхай и повнимательнее посмотри еще раз записи в альбоме комплекса.

Макагонова пошла к павильончику на краю летного поля, а я подумал: «Как, казалось бы, легко и свободно выполнила только что эта девушка сложный пилотажный комплекс. Как изящно и непринужденно выписывала в небе замысловатый рисунок. А ведь сколько труда, умения, усилий кроется за кажущейся легкостью головокружительного полета! Только сегодня сделает она три или четыре тренировочных вылета, и в каждом будет отрабатывать сорок, а то и пятьдесят фигур. А кто подсчитает, сколько раз за это время доведется ей испытать жестокие перегрузки? Навалится положительная, и сила, в семь-девять раз превышающая собственный вес тела летчицы, будет вдавливать ее в кресло. Отхлынет от головы кровь, потемнеет в глазах, будто свинцом нальются руки и ноги, трудно станет дышать…

Но ведь именно в это самое время надо работать, и работать с большой точностью. Филигранно координировать каждый жест, чтобы правильно манипулировать сектором газа, рулями глубины и направления — педалями и ручкой управления. И при этом не просто ориентироваться в пространстве, следить за сохранением места пилотажа, высотой и скоростью полета, но и добиваться чеканной точности фигур, выразительности и согласованности связок, красоты и общей законченности упражнения.

Тяжким трудом дается спортсменам каждый шаг к вершинам пилотажного мастерства. Зачем же, во имя чего упорно и самозабвенно тренируются, учатся, дерзают эти люди? Чтобы еще и еще раз испытать ни с чем не сравнимое чувство полета, ощутить свою слитность с послушной машиной? Да, конечно. Но не только ради этого.

Человека постоянно ведет по жизни неуемное желание испытать свои силы и возможности, утвердиться в сознании: «Я могу!» Сложность, трудность, необычность условий самолетного спорта для летчика-спортсмена не цель, а средство к совершенствованию своего «я», стремление быть на уровне самых сложных, самых исключительных требований, которые жизнь может предъявить к человеку.

…Прошло всего несколько секунд после разговора с Макагоновой, а Нажмудинов уже руководил с земли новым полетом:

— Опять слишком большая протяжка перед вертикалью вниз. Управляемую полубочку сделал хорошо. Начинай следующую фигуру. Выполняй сапог. Очень торопишься, не надо так резко! Опять мала скорость на дуге. Нет рисунка!

Тренер явно недоволен. Не чувствуется на этом этапе упражнения свободы, раскованности, непринужденности. На первый план слишком явственно проступает школярская старательность летчика. Такой пилотаж, даже выполненный без ошибок, одобрения не вызовет, хорошей оценки не принесет.

Вспоминая об этом полете уже вечером, когда мы беседовали в гостинице, Касум Гусейнович заметил: