Я не мог толком разглядеть еды и оценивал ее вслепую — как и ел. Однако сразу же вспомнились дифирамбы соседа Чернова кормежке в КПЗ. От тюремной каши не пахло ни хлопковым, ни конопляным, ни даже машинным маслом — никаким. Давали ее тоже примерно треть от порции в КПЗ и, чтобы набрать полную ложку, с самого начала приходилось скрести ложкой по донышку.
Тюремный хлеб — вопреки популярной метафоре — оказался отнюдь не горек, но очень кислым. Крупные крошки выдавали, что после выпечки его уже успели заморозить, видимо, на улице — и разморозили вновь.
В этой пещере я просидел пять дней, лишь дважды выходя на свет божий — вернее, тюремный. Эта сцена со стороны должна была выглядеть забавной: тюремный свет был неярок, но все равно после привычной темноты на несколько секунд ослеплял. Меня заносило в стенку, надзиратель сзади направлял меня тычками, как пастух дурного теленка.
Служебные кабинеты были расположены на втором этаже, там еще раз сняли отпечатки пальцев и сфотографировали, в другой раз надо было пройти медосмотр.
На надзирателя, снимавшего отпечатки пальцев, статья 190-1 УК произвела сильное впечатление.
— Вот ведь гад, родину продавал! — взывал он к патриотическим чувствам женщины-фотографа. — Да за такое надо сразу стрелять!..
Медосмотр проходил в холодной комнатушке, где сидела женщина-врач, укрытая сверх белого халата еще и форменным зеленым бушлатом. Здесь мне не повезло: только успел выполнить приказ раздеться догола и встать на положенный резиновый коврик, как в кабинет заскочил мент-офицер.
— Коля! — радостно воскликнула врач (хотя, возможно, это был и Ваня). — Где же ты был? Мой про тебя все спрашивает…
— В отпуске, — так же радостно отвечал Коля-Ваня, — в деревне.
И с удовольствием пустился в описания радостей деревенского быта, рыбалки и прочего. Все это время я переминался с ноги на ногу на коврике, прикрывая гениталии руками от холода. Когда рассказ дошел до неизбежных самогонки и парной бани, не выдержал и спросил:
— Я вам здесь не мешаю?
— Еще раз вякнешь, ебну так, что костей не соберешь, — не оборачиваясь, пообещал Коля-Ваня. Врач, однако, пугливо ткнула пальцем в мое личное дело. Коля-Ваня повернулся и посмотрел на меня уже внимательно. Взгляд был именно такой, с каким, действительно, могут ебнуть, что «костей не соберешь». Врач быстренько провела медосмотр.
Он состоял из осмотра промежутков между пальцами на предмет чесотки, полового члена — на тему сифилиса, гонореи и прочих побочных радостей интимной жизни, в заключение врач заглянула в зад. Она что-то черкнула в личном деле — после чего можно было, наконец, одеваться — и вернуться в свой подвал.
Возвращение из путешествий по этажам назад в пещеру было пыткой. Снова за спиной хлопала дверь — ис головой накрывала темнота. Казалось, что заперли то ли в шкафу, то ли в кладбищенском склепе — первые минуты трудно дышалось, пусть это ощущение и было чисто психологическим.
Когда ж на дно тюрьмы моей
Опять сойти я должен был —
Меня, казалось, обхватил
Холодный гроб… [30] And when I did descend again, The darkness of my dim abode Fell on me as a heavy load; It was as is a new-dug grave… Байрон Д.Г. Шильонский узник. Перевод В. Жуковского.
По странному совпадению в последнем классе школы — примерно тогда же, когда мне приходилось заучивать Байрона для уроков английской литературы, — я прочел в популярном научном журнале об опытах по sensory deprivation [31] Потере ощущений (англ.).
. Подопытных помещали в куб, заполненный теплым глицерином, оставляя лишь трубку для дыхания. Лишенные каких-либо ощущений, они уже через полчаса начинали галлюцинировать. Я боялся, что нечто подобное может произойти и со мной.
Действительно, первым отказало ощущение времени. Спал я кратко и несистемно — между едой и едой, — просыпаясь, никогда не мог сказать, утро то было или вечер. Кормушка служила своего рода часами: если через нее давали хлеб и кашу, это значило, что утро, если только кашу — то вечер.
Со слухом тоже что-то происходило. Неоднократно казалось, что кто-то разговаривает за окном. Я подбирался к окну как можно ближе, но так и не мог разобрать ни слова, да и вообще понять, была ли это человеческая речь или какой-то неживой звук вроде бульканья воды. Иногда, когда я просыпался, вроде бы казалось, что меня будил сильный стук по трубам, однако въяве этот звук никогда не повторялся.
Однажды услышал какой-то шорох внизу, под доской, на которой спал. Чиркнув спичкой, убедился, что это была не галлюцинация — и мелкая серая тень проскочила вдоль стены. Открытие даже успокоило: собственно, было бы странным, если бы в такой идеальной крысиной норе не было крыс.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу