Этот дом до сих пор стоит в деревне Сикоу на берегу Шаньси: небольшой двухэтажный флигель из трех комнат под изогнутой бамбуковой крышей, с длинным открытым балконом во весь второй этаж. Во дворе растут сосны и коричные деревья. Здесь Чан провел свое сиротское отрочество, полное, по его словам, лишений и унижений.
У матери от мужа оставался участок в 20 му, и она сдавала его в аренду. Кроме того, сама много работала, в основном ткала полотно. Кое-какой доход приносила и бамбуковая роща в горах, тоже отошедшая к ней после смерти Суаня. Но она была вдовой и совсем не имела гуаньси (связей). Некому было ее защитить, а потому и ее, и ее детей третировали и родственники, и знакомые. «После того как отец умер, а мой старший брат отказался заботиться о семье, нас все обманывали, и моя мать тихо страдала, перенося испытания», — с горечью писал Чан. «Часто нас заставляли платить налоги, которые мы не должны были платить, и выполнять общественные работы, которые мы не должны были выполнять, — продолжал он. — К нашему огорчению, никто из родственников нам не помогал… Нельзя описать то ужасное положение, в котором находилась наша семья в то время».
Как-то в районе случился неурожай, и двое арендаторов отказались платить арендную плату беззащитной мамаше Ван, а остальные потребовали ее снизить. Несчастной вдове пришлось сократить расходы.
Понятно, что сиротство и бедность не могли не сказаться на характере будущего революционера. Чан рос нервным и гордым ребенком и очень рано начал проявлять задатки лидера: ему хотелось доказать окружающим, что он лучше и выше всех. В детских играх он всегда стремился с помощью кулаков утвердить за собой роль командира, компенсируя тем самым свою социальную униженность. Любил он также выступать перед сверстниками с речами, энергично жестикулируя и актерствуя. Нередки были у него и перепады настроения: от безудержного веселья к истеричному рыданию, от честолюбивых мечтаний к глубокой депрессии и самобичеванию.
И только благодаря твердому характеру мамаши Ван, поставившей цель вывести единственного сына в люди, Чан смог получить достойное образование. До конца жизни он будет вспоминать, что обязан матери всем, чего достиг в юности.
В 1898 году в семье произошло еще одно несчастье: в возрасте четырех лет скончался брат Чан Кайши — Жуйцин. Смерть младшего сына была особенно тяжелым ударом для матери: из детей она больше всех любила младшенького. «Он был самым красивым из нас, — вспоминал Чан Кайши. — …Моя мать горячо оплакивала его смерть, тяжело страдая и морально, и физически». После смерти обожаемого ею Жуйцина она всю любовь сконцентрировала на Чане.
Чан пошел в школу рано: ему не было и шести. По его словам, это было решение матери. Уж очень она волновалась, что непоседливый мальчик доиграется: либо утонет, либо сломает себе шею. Ее опасения имели основания. Трех лет от роду Чан, играя, засунул себе глубоко в горло палочку для еды: ему захотелось узнать, насколько далеко ее можно протолкнуть. Пришлось звать доктора, чтобы спасти ребенка. Через два года Чан, рассматривая корку льда в большой бочке с водой, не удержался на краю и провалился под лед. Ему стоило больших трудов выбраться. Неудивительно, что матери, хотя она и была глубоко верующей буддисткой, приходилось нередко брать в руки прут, чтобы, как позже признавал Чан, «дитя не испортилось».
Первым учебным заведением, которое стал посещать пятилетний Чан, была частная деревенская школа, где он научился читать и писать, а когда чуть подрос, стал под началом строгих учителей изучать конфуцианское «Четверокнижие» ( сы шу ): «Да сюэ» («Великое учение»), «Чжун юн» («Учение о срединном и неизменном пути»), «Лунь юй» («Суждения и беседы») и «Мэнцзы», а позже — такие классические каноны, как «Ли цзи» («Книга установлений») [4] В «Ли цзи» 49 глав. «Да сюэ» и «Чжун юн», входящие в «Четверокнижие», — две главы из этого трактата, выделенные в отдельные книги.
, «Сяо цзин» («Книга сыновьей почтительности»), «Чуньцю» («Летопись позднего периода династии Чжоу “Весна и осень”»), «Цзо чжуань» (Комментарий к «Чуньцю») и «Гу вэнь цы» («Книга древней поэзии»).
Чтение этих книг не только воспитывало его в морально-этических нормах конфуцианства, но и учило грамотно и литературно излагать свои мысли. В возрасте десяти лет он написал свое первое эссе в классическом духе, посвященное покойному младшему брату.
И мать, и учителя словом и прутом прививали Чану любовь к учебе и труду. Помимо штудирования конфуцианских текстов, написанных на трудном для понимания древнем китайском языке вэньянь , и чтения буддийских сутр, учивших добру, любви к людям и уважению к старшим, маленький Чан много помогал матери по хозяйству. «Когда я был ребенком, мои родители и учителя заставляли меня выполнять разнообразную работу, — говорил он много лет спустя, — я подметал и мыл пол, варил рис, готовил другую еду и даже мыл посуду. И если я по неосторожности ронял на пол несколько зерен риса или неряшливо одевался, меня строго наказывали».
Читать дальше