Владимир Арсентьев - Ковчег Беклемишева. Из личной судебной практики

Какие же суть главные улики против Прохора Петровича?

Главная улика — это логика, — сказал следователь.

Общее же заключение по следствию было неопределённо и расплывчато: живые кандидаты в подсудимые — Ибрагим-Оглы и Прохор Громов — лишь подозревались в преступлении, явных же улик на них не возводилось. В параллель с этим было выдвинуто измышление, что доподлинный убийца мог быть и политический преступник Аркадий Шапошников, находившийся в связи с Анфисой и бесследно исчезнувший на другой же день после убийства, а может статься, и сгоревший вместе с ней. И, в конце концов, красочно изложена была версия, навеянная Иннокентием Филатычем: дескать, потерпевшая застрелена каким-нибудь бродягой с целью ограбления, но в момент убийства ему, дескать, кто-то помешал; он пришёл грабить в другое время, подпоил караульного, забрался в квартиру, наткнулся в буфете на вино, напился, в пьяном состоянии устроил нечаянно пожар и сам сгорел. К сожалению, мол, следствию не удалось извлечь пули из черепа сгоревшей Анфисы Козыревой, и поэтому следствие принуждено лишь строить те или иные предположения, но ни в коем случае не утверждать.

И все-таки, несмотря на блестящую речь прокурора, присяжные заседатели вынесли приговор «нет, не виновен» — Прохору Громову, и «да, виновен» — Ибрагиму-Оглы [233] Шишков В.Я. Угрюм-река: роман. М., 1982. — С. 309, 314–315, 329. .

Производство в суде с участием присяжных заседателей ведётся в общем порядке с учётом особенностей, предусмотренных главой 42 УПК РФ. Поэтому в уголовном процессе «суда присяжных» действуют общие правила признания оспариваемых доказательств недопустимыми при наличии оснований, прямо указанных в законе. Такое решение принимает единолично председательствующий по делу — профессиональный судья.

До рассмотрения уголовного дела в отношении N судом с участием присяжных заседателей, автор рассматривал материалы о продлении срока содержания под стражей матери N по тому же уголовному делу. Усомнившись в допустимости процедуры получения признания N в совершении убийства двух лиц, из которого возникли остальные доказательства по делу, судья отказал стороне обвинения в продлении срока содержания матери N под стражей и освободил её из-под стражи в зале судебного заседания.

Его опытный и добросовестный коллега — председательствующий по делу в отношении N отказал стороне защиты в исключении из числа доказательств оспариваемое признание N, посчитав следственный протокол с его показаниями допустимым доказательством.

В результате последовал обвинительный вердикт коллегии присяжных заседателей.

Не принесён ли N в жертву юридической формуле, о чём 440 лет назад предупреждал Мишель де Монтень?

Рассмотрев четыре уголовных дела за полторы тысячи километров от своего дома в дальнем северном городе, в вечную мерзлоту которого упирается одноколейный железнодорожный путь, открытый в 1974 году, судья вернулся в свой рабочий уголок с письменным столом и деревянным табуретом в служебном кабинете размером в несколько шагов на троих судей. Со временем этот табурет завхоз заменила креслом.

Судье принесли многотомное уголовное дело с начальствующей пометкой: рассмотреть. Выполняя служебное задание, в уголовном процессе он обнаружил, что в копиях обвинительного заключения, вручённых в следственном изоляторе подсудимым, отсутствовал эпизод по бандитизму, инкриминированный каждому из этих арестованных в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого. Обвинительное заключение в материалах уголовного дела этот эпизод содержало. Согласно чему подсудимые в бандитизме обвинялись, но знать обстоятельства, при которых, по мнению следственных органов, совершено это особо тяжкое преступление им, как бы, не полагалось. Тем самым право на защиту от обвинения нарушалось.

Дополнительно изготовив и вручив надлежащие копии, судья предоставил подсудимым и время для их ознакомления в соответствии с требованиями уголовно-процессуального закона. Рассмотрев тем временем другое уголовное дело.

Таким образом, копии обвинительного заключения, изготовленные органами следствия для обвиняемых в особо тяжких преступлениях, санкции за совершение некоторых из них предусматривали смертную казнь в качестве исключительной меры уголовного наказания, — не соответствовали обвинительному заключению в материалах дела. Это несоответствие судья выявил с помощью стороны защиты при тщательном выяснении у каждого из подсудимых: понятно ли ему обвинение, признаёт ли он себя виновным и желает ли он или его защитник выразить своё отношение к предъявленному обвинению. Всего инкриминировалось около двадцати преступлений, и по каждому из них судья опрашивал каждого из восьми подсудимых, кому они были предъявлены.