Марк Поповский - «Мы — там и здесь» [Разговоры с российскими эмигрантами в Америке]

Американскую часть бытия моего героя тоже лёгкой не назовешь. Пожилому человеку пришлось заново изучать иностранный язык, учиться в университете, осваивать новую профессию библиотекаря-библиографа. Все эти испытания Троицкий выдержал с достоинством. Кстати, приняли его на работу в Корнельский университет в качестве библиографа на должность, которую до него занимал знаменитый писатель Набоков. Новый американец, переселившись из Европы, не утратил способности спокойно, без сопротивления, врастать в образ жизни той страны и эпохи, в которой оказывался. Так было в Москве в 30-х, в немецком лагере, в обществе эсэсовцев, в качестве директора Мюнхенского института и студента Колумбийского университета. Не эта ли способность к абсолютному душевному равновесию и продлевает в первую очередь нашу жизнь?

Насколько я понял характер моего собеседника, Николай Александрович считает себя лицом историческим, героем без страха и упрёка. Он охотно и уверенно просвещает окружающих, сохраняя власовский взгляд на мир. По-прежнему убеждён, что виноваты в бедах России "чужие дяди". "Наши дяди" ни в чём не виноваты. Они лишь жертвы трагических обстоятельств. Философия, что ни говори, удобная….

Новый виток жизни обогатила и облегчила Троицкому его замечательная жена Вера Григорьевна. Она тоже прошла нелёгкие испытания в немецких лагерях, но сохранила спокойный и разумный взгляд на мир. Насколько я мог понять за три дня, проведённые в доме Троицких, Вера Григорьевна относится к той наиболее разумной категории супруг, которые, не препираясь и не воюя, ведут свой семейный корабль наиболее верным и наиболее безопасным путём. При всём том она имеет на всё своё собственное мнение. В частности, не одобряет решение мужа передать свой архив в Москву. Но вместе с тем жена с уважением говорит о той черте мужа, что зовётся историческое чувство. Да, он вложил в собирание и сохранение исторически ценных бумаг много сил, многим рисковал и за одно это достоин уважения. Но с советской публикой дело лучше не иметь. Об этом Вера Григорьевна знает по собственному жизненному опыту….

Так чем же всё-таки руководствовался Николай Александрович, отправляя за океан, возможно, самую дорогую ценность своей жизни — двадцать ящиков бумаг, четыре тысячи архивных единиц? Можно, конечно, свалить всё на честолюбие и тщеславие. Черты эти нередко толкают нас на недостойные, а то и глупые поступки. Но не хотелось бы так упрощать немаловажный эпизод культурной жизни России. Сам владелец архива говорит о своём желании просветить российский народ. Ну, что ж, его понять можно. Но боюсь, что в этом внешне благородном поступке таится ещё кое-что. Не скрыт ли тут элемент нашего врождённого советского рабства? Нас с детства учили писать слово "родина" с большой буквы. Долбили: всё, что на благо этой самой родине — то и хорошо. Так не она ли, запавшая в глубину сознания идейка побудила моего собеседника переправить свой подарок из города Вестал в город Москву? Буду рад, если откликаясь на этот очерк, читатели наши, принадлежащие к разным поколениям эмиграции, поспорят и убедят меня в моей ошибке. Но пока, как я писал выше, менять свою точку зрения у меня причин нет.

То, что дети нашей эмиграции в массе своей очень скоро по приезде теряют русский язык — истина, которую нет нужды доказывать. Социологи даже статистические цифры на этот счёт неоднократно публиковали. Да что там статистика! Любая бабушка вам расскажет, как неохотно её внучка объясняется с ней по-русски и какой ломаный язык у её внука. А в некоторых семьях контакты между старшими и младшими рвутся на языковом уровне полностью. Почему-то у живущих рядом со мной испанцев ничего подобного не происходит, а у нас вот так….

Я сделал несколько попыток понять позицию российских родителей касательно языка своих потомков. Спрашивал, не хотят ли они, чтобы в первые год-два по приезде их дети учились бы в русскоязычных классах, чтобы не отставать от коренных американцев в школьных предметах. Интересовался, читают ли они своим малышам русские книжки? Сохраняется ли язык оставленной родины в семейном общении? Большинство опрошенных пап и мам высказались в том смысле, что сохранять русский язык, живя в Америке — блажь. Дедушки и бабушки пусть читают русские газеты и слушают русское радио, поскольку им ничего другого не остаётся. А молодым — зачем он нужен? Им ведь карьеру предстоит делать американскую, а не русскую. Да и кому вообще в Америке надобен русский язык?