Алексей Казаков - Шпионаж под сенью муз. Как представители творческих профессий служили разведке

Будущий автор «Робинзона» предлагал составлять досье на представителей видных аристократических и дворянских семей, служителей церкви, богатых и влиятельных граждан. В секретных папках должна была копиться информацию об их политических воззрениях и человеческих пристрастиях и слабостях. Все это при необходимости можно было предъявить объектам разработки. Да, шантаж, но ведь — во благо государства. Дефо полагал, что обладание такими сведениями позволит государству не только на корню предотвращать мятежи и восстания, но и прогнозировать, например, результаты выборов в парламент.

Дефо можно считать также и первым в мире социологом и политтехнологом: он предлагал работать на опережение в случае появления в обществе недовольства по какому-либо вопросу и, чтобы не дать разгореться страстям, организовывать специальные пропагандистские кампании в поддержку властей.

Он был категорически против политических репрессий и считал, что собирать информацию о настроениях общества нужно не для того, чтобы рубить «внутренним врагам» головы, а чтобы понять их мотивы, переубедить, сделать друзьями. За то время, пока Дефо руководил английской разведкой и контрразведкой, от него не пострадал ни один человек.

По нему сверял время весь королевский двор. В буквальном смысле слова: он был искусным часовщиком, причем потомственным. Превзошел в этом деле своего отца, изготовил сверхточные инструменты, позволявшие мастерить миниатюрные часы. В окружении французского короля Людовика XV особенно популярны были часы-перстни — особая гордость Пьера-Огюстена Карона, пока еще не ставшего Бомарше. На циферблаты крошечных часов поглядывала аристократия во время прогулок по Версальскому парку.

В ближний круг короля Карон попал не только благодаря своему таланту часовщика, но и умению играть на флейте и арфе. Его ценили в высшем свете, но держали на дистанции. Он был красив, честолюбив, талантлив… Всем хорош, но — не дворянин.

Нужно было придумать способ войти в элиту на правах равного. И Карон заключает последовательно два выгодных брака, причем оба раза быстро становится вдовцом (так уж получилось, просто совпало, Синей Бородой он не был). После первого брака он уже не просто Карон, а дворянин де Бомарше (фамилия — от названия принадлежавшего жене поместья). Если полностью, то так: Пьер-Огюстен Карон де Бомарше. Полученные по наследству состояния, а также сотрудничество с банкиром Дюверне (Бомарше был его частным агентом) делают свежеиспеченного дворянина еще и богачом.

Вскоре он становится контролером королевской кладовой. Тогда это был высокий пост. Бомарше, нарядный, напудренный, в красивом парике, поддерживал блюдо, на котором королю подавали еду. Шутка ли, какая честь! Разумеется, это была придворная синекура.

О королевском фаворите, интересном рассказчике (а Бомарше частенько развлекал короля забавными историями), заговорили в свете. Даже дофин с некоторым удивлением, к которому примешивалась ревность, замечал, что лишь Бомарше дозволено без последствий говорить в глаза королю правду, часто нелицеприятную.

Бомарше становится также учителем музыки и передает секреты игры на арфе четырем дочерям Людовика XV.

Став дворянином и вельможей, Бомарше уже не мог не включиться в аристократические интриги. Когда умер его компаньон по коммерческим делам Дюверне, наследники покойного, чтобы не платить долг Бомарше, обвинили его в обмане и даче взятки. В первой инстанции Бомарше выиграл дело, но во второй проиграл. Начал судиться с судьями. Выпустил «Мемуары», в которых обличал судебные порядки тогдашней Франции. Судья Гезман лишился должности. Казалось бы — победа!

Но Бомарше был пока еще новичком в подковерных схватках. Его все же переиграли в интригах — обвинили в подделке документов и наложили арест на его имущество. 26 февраля 1774 года на совместном заседании палат парижского парламента был вынесен приговор по делу, который гласил: «…Пьеру-Огюстену Карону де Бомарше… надлежит явиться в суд, дабы, стоя на коленях, выслушать порицание; кроме того, ему надлежит уплатить три ливра в королевскую казну, кои должны быть взысканы с него. Учитывая требование королевского прокурора, полученное и приложенное к делу по решению суда от 18 февраля, и полностью к нему присоединяясь, суд приказывает, чтобы четыре мему-ара, напечатанные в 1773 и 1774 годах… были разорваны и сожжены на площади у лестницы Дворца правосудия королевским палачом, как содержащие дерзостные выражения и наветы, позорящие и оскорбляющие судебную корпорацию в целом и некоторых из ее членов в отдельности, а также поклепы на разных частных лиц; запрещает упомянутому Карону де Бомарше выпускать в дальнейшем такого рода мемуары под угрозой телесного наказания; а за то, что он их написал, приговаривает его к уплате штрафа в сумме двенадцати ливров, кои пойдут на хлеб заключенным Консьержери…»