Однако очень скоро у театра появились друзья.
На протяжении всего восьмилетнего срока полулегального существования студии власти Бауманского района относились к нам внимательно и бережно. Сергей Александрович Купреев, царство ему небесное, дружок моей комсомольской юности, Валентин Николаевич Макеев, Виктор Коробченко, Николай Гончар, Сергей Демьянюк – все они помогали много и бескорыстно. К слову, и сейчас, когда наш маленький театр уже состоялся, к нам так же по-братски заботливо относится и нынешний глава управы Басманного района.
Тогда НИИ стали и сплавов сделал каркас подвала, чтобы мы могли играть наш спектакль «Прощай, Маугли!» в любом месте земного шара. Потом эта конструкция долгое время ржавела в «Современнике». К Олимпиаде-80 за государственные деньги в Подвале сделали ремонт: отделали оба входа мощными железными «фермами». Один я все это, конечно, не осилил бы, а тогда особенно. Это сейчас довольно быстро находятся люди, которых стали называть странным обзывательным словом «спонсоры». Могу сказать, что Подвалу помогали раньше и помогают сейчас люди, по-настоящему влюбленные в наше искусство вне зависимости от социального устройства общества, от политических потрясений – и при советской власти, и при власти капиталистической. Ведь дело не в социально-экономических системах, а в самих людях…
Когда в Москву приезжали такие «неожиданные» люди, как председатель Национального собрания Франции Шабан-Дельма, то их непременно привозили в наш Подвал. Министр культуры Демичев приглашал на наши спектакли министров культуры социалистических стран. Наличествовали и другие признаки вполне зримого спроса и признания.
Начиная, пожалуй, с декабря 1979-го о студии на Чаплыгина стали очень много писать. Авторами статей были лучшие журналисты и критики того времени: Алексей Аджубей, Евгений Сурков, Александр Свободин, Евгений Рябчиков, наконец, Инна Соловьева – выдающийся театральный критик современности, культуролог, большой мой друг.
Отторжение новой актерской генерации
Я не могу припомнить, чтобы так много писали о курсе, который еще только заканчивал естественный период своего академического театрального образования. К весне восьмидесятого стало очевидно, что надвигается некое чрезвычайное событие, что может родиться новый театр. А в мае-июне того же года ЦК комсомола послало студию на гастроли в Венгрию, где мы имели настоящий, шумный, большой успех. Это в восьмидесятом году, когда у ВНР уже не было симпатии к Советскому Союзу. И не в том было дело, что к тому времени я уже поставил в Венгрии, в городе Веспреме, несколько спектаклей и имел орден Знамени ВНР. Мы на самом деле были в хорошей форме.
Все это вместе взятое давало нам почти абсолютную уверенность, что у нас уже есть с чего начать свой театр, что мы имеем на это заслуженное право, но… Судьбе было угодно распорядиться по-другому. Про то, как мать, оставившая грудь во рту у спящего ребенка, попросту душит его, украинцы выражаются так: «пид серцем приспала». Мою первую студию постигла та же участь. По возвращении из Венгрии нашему здоровому начинанию попросту скрутили шею.
Сначала к нам стали наведываться люди из отдела культуры ЦК партии. Потом пришел помощник первого секретаря Московского горкома партии Юрий Изюмов. И гром прогремел. Он выскочил из подвала, даже не досмотрев до конца «…И с весной я вернусь к тебе…». Залезая в свою черную «волгу», багровый Изюмов прокричал мне: «Тебе только прокукарекать бы, а там хоть и не рассветай!»…
Прибавьте к этому доносы, красочно повествующие о том, как и в какой форме я обучаю своих студентов. На меня стучали, кстати, не только в отдел культуры, но и в ГБ и в другие важные инстанции. В конце девяностых годов однажды, по чистой случайности, всплыли некоторые подробности того времени. Девочка, систематизировавшая нашу библиотеку, одновременно с этим работала с архивами ГБ и ЦК. Так вот она принесла мне выписку из доноса зав. отделом культуры ЦК партии Зайцева о том, что делает в Подвале «зарвавшийся и безыдейный» артист Табаков. Могу сказать, что в чем-то он был прав. Я воспитывал в своих учениках дух свободного человека. Еще когда они были детьми, я давал им читать и «Один день Ивана Денисовича» Солженицына, и Платонова, и Замятина, и Авторханова. Все это, наряду с нашим капиталистическим типом развития, давало советской власти серьезные основания тревожиться по поводу того, куда, в какую сторону ведет свое дело Олег Табаков – хороший, талантливый артист кино, но не самый предсказуемый и коммуникабельный человек во взаимоотношениях с идейным руководством. А чего мне было с ними разводить коммуникабельность? Это же было мое частное предприятие. Я и вел себя сообразно этому. Готовил артистов для того, чтобы работать с ними на одной сцене.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу