С учениками все очень просто: сколько в них вложишь – столько и получишь. Они, эти дети, были моими первенцами, и им досталось очень много хорошего. С ними встречались и разговаривали Окуджава, Высоцкий, Шверубович и многие другие люди, в самой большой степени выражавшие то время.
Все, связанное с тем курсом, было настоящим. Вложенное в них было большим, значимым. Они получили от меня по максимуму, чего не досталось даже тем, кто шел сразу вслед за ними.
О возможности создания собственного театра я и не думал. Обучу – и в «Современник». Я занимался новым делом, расходуя на него все свое время.
А в «Современнике», добровольно отказавшись от поста директора, я перешел на так называемые «разовые», продолжая, естественно, сниматься в кино и записываться на радио. Тогда я совершенно не предполагал, что через какие-то три-четыре года окажется, что мой родной театр не только не готов принять новое поколение, но и активно выскажется против этого. Что мое представление о том, как должен развиваться театр «Современник» дальше, окончательно разойдется с представлениями моих товарищей. Они упорно не захотят признавать, что лучшие времена «Современника», когда были адекватны гражданские устремления и реальность бытия, когда векторы успеха и поиска, экспериментаторства были направлены одинаково, прошли. И что в конечном итоге о кризисе театра и о путях выхода из него буду говорить я один, противопоставляя себя коллективу былых единомышленников. Что скоро обнаружится наше несовпадение в самом главном…
Когда-то подвал на улице Чаплыгина был обыкновенным угольным складом. «Навел» нас на него один замечательный человек – Юлий Львович Гольцман, работавший в те поры начальником РСУ или РЖУ Бауманского района.
Склад представлял собою жалкое зрелище. Повсюду не убираемый никем десятилетиями, рассыпавшийся в прах уголь, увенчанный пирамидками дерьма, которые оставляли после себя местные алкаши и бомжи. Все это выгребли, вычистили, отмыли мы с ребятами собственными руками. При помощи все того же Юлика Гольцмана подвал отремонтировали, придали ему человеческий вид и приспособили для того, чтобы репетировать и показывать спектакли зрителям.
С ноября 1977-го мы стали обитать в подвале на улице Чаплыгина, 1а.
После двух лет обучения из двадцати шести человек я оставил на курсе четырнадцать. Из Щукинского училища переманили студента Андрюшу Смолякова. С этими пятнадцатью мы и делали дипломные спектакли.
В 1978 году в подвале на улице Чаплыгина, 1а состоялась премьера. Это была пьеса Алеши Казанцева «…И с весной я вернусь к тебе…» в постановке Валеры Фокина. Несколько спектаклей подряд поставил я. Первой была пьеса Александра Володина «Две стрелы» – психологический детектив из жизни каменного века. Затем последовали «Белоснежка и семь гномов», который ребята играли на сцене «Современника» в течение двух сезонов подряд, и «Страсти по Варваре» по пьесе Ольги Кучкиной – спектакль, положивший начало московской моде начинать названия разноименных пьес словами «страсти по…». А когда я в 1976 году был в Англии, ставил «Ревизора» в шеффилдском театре «Крусибл», британский драматург Барри Кииф подарил мне свою пьесу «Прищучил». В Подвале над ней начинал работать Костя Райкин, но в итоге выпустил ее уже я.
Одна из последних (1997 года) версий пьесы «Прищучил» была поставлена мною как дипломный спектакль Театральной академии так называемого «Макс Рейнхардт семинара», в Вене. Совсем маленький Павел Табаков, мой младший сын, тогда как раз учился ходить по венским газонам…
«Прощай, Маугли!» со стихами-зонгами Аркадия Гурвича – спектакль странный и очень талантливый – ставили Костя Райкин и Андрей Дрознин. «Маугли» во многом обогнал время. Я нигде не видел ничего подобного – таким истовым был способ существования в предлагаемых обстоятельствах.
«Прощай, Маугли!» – это, наверное, единственный спектакль в моей жизни, который мне пришлось посмотреть два раза подряд. Случилось это во время наших гастролей в Венгрии, в городе Дебрецен, где производят, наверное, процентов двадцать мировых запасов фуа-гра и где гуси растят свою печенку. Так вот там, по окончании спектакля «Прощай, Маугли!», ко мне подошли люди и попросили: «Господин Олег Табаков! Пожалуйста, сыграйте еще раз!» У меня даже мысли не мелькнуло, чтобы ответить человеку «Да иди ты! Ну зачем второй раз играть то же самое!» Я подумал: «Не-ет, это, наверное, один раз в жизни такое». Зрители не уходили. Ни один человек. Сидели минут пятнадцать, пока я опрашивал своих, так сказать, «детей». И студийцы сыграли для венгров еще раз.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу