Михаил Танич - Нетелефонный разговор

Лида и я – если не две противоположности, то два редко в чем согласных существа. Двое мы таких или все же она, моя несогласунья (простите мне это новое, но точное слово!), – причина громких зачастую разговоров. Она хочет так! И в двух случаях из трех я ей уступаю. Слаб характером? Слепо влюбленный? Любитель женщин? Нет, нет и нет!

Задумался – а как же я жил раньше, ведь я не только знал много женщин, но и до Лиды у меня была семья?

Первую жену мою звали Ира. Исправляю ошибку этой книги, где я даже и не вспомнил о ней. Ведь вместе прожиты (больше, так вышло, врозь, а не вместе) несколько лет, и каких – война, эвакуации, целых две – ровно столько раз брали невезучий наш город Ростов-на-Дону немцы. Начало моей послелагерной жизни на Сталинградгидрострое. Время неустроенности и неясных надежд, редких стихотворных публикаций в редких изданиях. Мое, может быть, и предательство, когда я просто взял с собой книжку «Двенадцать стульев» и ничего больше (ни одного стула!) и ушел от нее, не оставив даже записки. А может быть, любовь, которая настигает нас без предупреждения. Может быть, была судьба?

Мы учились вместе начиная с восьмого класса, с четырнадцати детских лет. Первый раз я обратил на Иру внимание не в классе, а на какой-то маевке или спортивном празднике – она была в белой крахмальной блузке, в пионерском галстуке с зажимом и немыслимого (по-теперешнему) вида сатиновых шароварах на резинке снизу. Но она была девочка, и, может быть, впервые мой взгляд остановился на девочке!

Не дано мне знать, что случилось с Ирой, но с этого момента и до вышеописанного расставания она меня любила.

А я? Неправильно сказать, что я не любил ее. На протяжении всех моих юношеских лет ни одна другая девочка меня не интересовала, рядом была только Ира, не самая блистательная и красивая, но как бы моя. Она жила напротив нашей школы, даже не в двух шагах, а впритык. И поначалу я появлялся в их радушном, с котлетами, доме, помогая Ире подтянуть математику по поручению преподавателей – она не имела к точным наукам никакого расположения, а сам я – маленькое, но вполне преуспевал.

И милая и по-ростовски веселая Ира мне тоже нравилась больше всяких там синусов и косинусов, оправдательных поводов для наших тогда еще, до самых выпускных экзаменов, безгрешных поцелуев. Вместе потом осваивали мы и несложную науку «страсти нежной», родили ребенка, и было нам вдвоем хорошо и сладко. И не вспомнить Иру в книжке о моей жизни было бы повторным предательством.

Как повернулась бы моя жизнь, не влюбись я потом сильнее в другую девочку того же возраста, какой была Ира четырнадцать лет назад? Девочек в смысле девочек я знал только двух – Иру и Лиду. Может быть, стал бы я человеком в белом халате и подобно Ире вырезал аппендиксы и грыжи? Под местным наркозом – имею в виду место – город Волжский.

Но все случилось – как случилось, и стал я – кем стал. Встретилась Муза по имени Лида, а если без пафоса – девочка, ради которой мне захотелось своротить ну не горы, а возвышенности. Хоть я всегда, кроме веры в себя, рожденной на футбольных полянах, имел и имею какое-то родовое, что ли, чувство неполного соответствия. Лидочка сказала:

– Вперед! И не оглядываться!

И я, сколько хватает сил, иду в заданном направлении.

Ира была врачом-хирургом, а я всегда был никем – такая фишка – проекция моей жизни на жизнь Советского Союза. Но мне почему-то скучалось в компании ее сослуживцев – врачей городской больницы, может быть, кандидатов наук, с их профессиональными забинтованными разговорами о резекциях, а даже и с медицинскими анекдотами: «С размером вам, деточка, повезло, а насчет косточки внутри – это вы выдумали!».

Я выписывал и покупал толстые журналы, захлебывался Маяковским и Есениным, которых тогда знал наизусть, веянием близкой оттепели. Писал очень долго очень плохие, как все графоманы, стихи. Как все упертые графоманы, добился своего – пресса сдалась, и я начал появляться в печатном виде.

Как мне теперь вспоминается, Ира интересовалась только своей медициной и от книжек не трепетала. Но она меня любила, как может жена любить самого близкого человека. Я написал «может», а не «должна». В семье никто никому не должен – а если не так, значит, произошла ошибка, и двоих несовпадающих людей может связать навсегда только лицемерный и ханжеский брак по-итальянски (любовь тоже, оказывается, не последнее дело!).

Ира вскорости счастливо вышла замуж за одного из пациентов (так часто заканчиваются больничные амуры), и последнее, что я слышал о ней, – ее признание, сказала якобы: «Вот все у меня хорошо, все – есть, а Мишки нету!..»