Михаил Танич - Нетелефонный разговор

Странным и тогда, и теперь кажется мне такой выбор литературы – уж лучше бы, как мой пожилой – лет тридцати пяти! – солдат Пулинец, конную немецкую сбрую с заклепками, парадную, для першеронов, в мешке за собой таскали (дома все пригодится!), чем расистские сочинения Розенберга. Малопонятный интерес!

И стыдно сказать, но наоборот – очень понятно, что всепроникающие органы заинтересовались читателями – сперва, еще на фронте, Солженицыным, а потом, сразу после войны, в Ростове, и его другом Соломиным.

Однажды таинственно пригласил меня к разговору Илья, учившийся со мной в институте и там же работавший электромонтером. Сели конспиративно на уличные ступени моей бывшей 30-й школы.

Меня вызывали в МГБ (шепотом).

??

Спрашивали о Сане. А потом – о тебе. Взяли подписку о неразглашении.

Значит, скоро заметут! – сказал я, надеясь, что, может, и не заметут, а так, попугали. Ведь знали же, что Илья все равно мне перескажет. Доверять ему нельзя – самого Розенберга читал. Не наш человек!

Так и я стал кандидатом во враги народа. Я хоть «Майн кампф» не читал, не любопытен, да ведь ой как подхожу на эту роль – отца-то они же расстреляли. Шел сорок шестой вполне голодный год, велось за нами наблюдение, и подослали в нашу студиозную компанию, «Гаудеамус», они своего сотрудника, не знаю – штатного или энтузиаста художественного стука?

Так нечаянно-негаданно подклеили меня, как страничку, в дело Солженицына, тогда такого же мытаря, как и мы, а впоследствии – Нобелевского лауреата.

Александр Исаевич всегда был и остался для меня человеком, что называется, «спасибо, что Вы есть». И собравшись как-то туристом в Америку, купил я на Измайловском, уже перестроечном рынке ему гостинец – что? А конечно же, русскую, умельцами расписанную балалайку «рюс» – и через близких к нему и знакомых мне людей передал ее с записочкой, как «каплю любящей Вас России». Знаю о привычке писателя все хранить, разнесенное по полочкам и папкам в архивах. Может быть, и я войду в Историю?

Я вот храню, не выбросил и не изорвал, как я все рву, письма Солженицына Илье Соломину из ссылки, из Уч-Терека. Реликвией никакой не считаю, а не рву.

Прошла огромная глава в нашей жизни, которая у Данте называется «Ад», и одесский беззубый пенсионер Илья Соломин намылился навсегда в Америку, и фронтовой друг из Вермонта руку помощи протянул – прислал в город Линн (около Бостона) немножко одежды и деньжат на первое обзаведение. Повидаться, правда, не пригласил – то ли хворал писатель, то ли очередное «колесо» катил. Так и не повидались.

А на малой родине Солженицына, в городе Кисловодске, местный главный следопыт и патриот Кавминвод Борис Розенфельд водил меня по солженицынским местам. Он знал все – от парты, на которой сидел ученик Солженицын, и его отметок до хибарки, в которой жила семья. Он хотел это показать писателю в его приезд на Родину. Но горкомычи сказали, что, узнав, кто его ожидает в местном музее, классик отказался от встречи под каким-то предлогом, а вовсе не потому, что характер у Бориса Матвеевича Розенфельда – не нордический.

И тут сестра моя Аничка Траскунова звонит на днях:

Миша, ты попал в историю!

В какую? Я уже из многих историй выпутался.

Из этой не выберешься – написано пером. Солженицын тебя упоминает в последней книге «Двести лет с евреями».

Здесь я хочу заметить, что, может быть, и книжка не так называется, и сестру не в точности цитирую. Но ведь это – неточности мелкие и ничего не стоят в сравнении с допущенными по-архивному щепетильным писателем Солженицыным по моему адресу. Проверять не стану.

Он пишет, что такие евреи, как Илья Френкель, Игорь Шаферан, Михаил Танич (Господи, вспомнил все-таки!), получили от Сталина и партии все – деньги, славу и почести…

Это – неточность. Более того – это неправда, Александр Исаевич! Илья Френкель написал всего одну известную песню – «Где же вы теперь, друзья-однополчане?» Это – о Вас. Жил прокуренный до костей и до костей мягкий и интеллигентный человек и умер в бедности и безвестности. Как он Вам под руку подвернулся, Александр Исаевич?

Что касается меня, то ордена у меня боевые, с фронта, с передовой, куда жену (у меня уже тоже была жена) не привезешь. Это – настоящие ордена, в том числе и орден Славы – им награждали только солдат и только за подвиг.

Что касается моих денег, то о них даже смешно говорить в сравнении с Вашими деньжищами – моих еле хватает оплатить квартиру и автостоянку.