Жан-Жак Фельштейн - В оркестре Аушвица

Мать решила спрятать дочерей от этого мерзавца и подобных ему «новых хозяев» Германии и поместила обеих в пансион для девочек в окрестностях Потсдама, богатого предместья Берлина.

Сильвия и Карла жили там, чувствуя себя более или менее защищенными, до ноября 1938 года. А потом случилась Хрустальная ночь [86] Хрустальная ночь, или Ночь разбитых витрин — серия скоординированных атак по всей нацистской Германии произошла 9–10 ноября 1938 года, ее осуществили военизированные отряды СА и гражданские лица. Полиция не препятствовала этим событиям. В результате нападений многие улицы были покрыты осколками витрин принадлежавших евреям магазинов, зданий и синагог. Хрустальная ночь рассматривается историками как часть расовой политики нацистской Германии и знаменует собой начало окончательного решения еврейского вопроса и Холокоста. . Разъяренная толпа ворвалась в пансион и все там разгромила: варвары выбросили из окна пианино — ради защиты Культуры и европейских ценностей…

Все ученицы отправились в Берлин — самые маленькие поездом, старшие пешком, — где застали разгром, бедствие. Часть города, заселенная евреями, горела. Дом Сильвии находился в центре, на знаменитом бульваре Курфюрстендам, прилегающий к нему угловой магазин пылал…

Сильвия напоминала воробышка, маленькую несчастную птичку, а физически являла собой ненавидимый нацизмом архетип. Тонкие черты лица, огромные сверкающие темные глаза, длинные черные волосы… Как-то раз они с матерью шли по улице, и девочка случайно задела рукой заднюю ногу лошади, в седле которой сидел нацист в форме. Решив, что Сильвия сделала это нарочно, он разъярился: «Как посмела эта еврейка дотронуться до меня?!» — и осыпал их грязными ругательствами.

Через несколько месяцев мать Сильвии отдала ее в сиротский приют на Александерплац, под присмотр директрисы, отправила Карлу в лагерь сионистской молодежи, чтобы попытаться покинуть страну, и одна уехала в Англию. Сестры больше общались с друзьями, чем друг с другом. Именно в тот период Карла тесно сошлась с Хильдой.

Сильвия каждый день пешком ходила в лицей, находился он неблизко, и ей регулярно досаждали подростки из гитлерюгенда, так что пришлось освоить партизанскую тактику — прятаться в подъездах и дворах.

В 1942 году приют и лицей закрыли, всех детей депортировали в Ригу, поместили в гетто, а потом убили в Румбульском лесу. В живых осталась только Сильвия — ее спасла наставница, и они год жили вместе. Сильвия работала, распространяла особую почту социальных еврейских организаций. В каждом письме еврейской семье сообщалось, что она будет «перемещена» на Восток…

Уже год Сильвию окружают одни старики, члены еврейской общины Берлина — люди, с которыми ее наставница контактирует по работе. Однажды она узнает, что из столицы отправляют два состава, один в Терезин, в Чехословакию — с «влиятельными» персонами, другой — в Аушвиц, с молодежью, собранной нацистами по всей стране. Сильвия устала от старичья и решает ехать с ровесниками. Придется пойти на обман: наставница притворится, что арестовывает ее, и отведет на место сбора… Направление — Аушвиц. Сильвия с усмешкой замечает, что в каком-то смысле отправилась в Биркенау по собственной инициативе, совершенно добровольно…

Много недель спустя, уже в Биркенау, попав в санитарный барак из-за фурункулеза, она услышит тонкий голосок: «Сильвия!» Ее наставница попала сюда из Терезина. Вскоре ее «отберут» в газовую камеру.

Я заканчиваю демонтаж большой и сложной воображаемой машины. Я соорудил ее, чтобы не искать тебя в лабиринтах собственных эмоций и коридорах чужой памяти. Машину я сконструировал, как книгу.

Она была для меня переходом, внедрением в реальность вечного фантазма — намерения вытащить тебя из Биркенау или хотя бы заменить там твой призрак. Знаю, звучит нелепо, но хронология и историческая связность не имеют никакого отношения к воображаемому…

Это предопределило мое отношение к отцовству. Завести ребенка, стать соединительным звеном в цепи поколений между тобой и твоим внуком, значило бы взять на себя обязательство передать… что именно, если не тебя, мою реальную мать, которую я отказывался видеть?

Мое отношение к музыке (с того момента, как я ею занялся) определила твоя профессия. Ты играла в лагерном оркестре, значит, я должен был выдержать прослушивание, чтобы заменить тебя в Аушвице и спасти твою жизнь.