Сергей Красиков - Возле вождей

Писатели упорствуют.

— Сталин вас просит! — с металлическими нотками в голосе говорит Генсек.

Литераторы встают и нехотя протягивают друг другу руки.

— А теперь поцелуйтесь! — говорит Сталин.

И когда оппоненты начинают целоваться, громко смеется:

— А я думал, вы принципиальные!

…Друг детства И. В. Джугашвили-Сталина священник Георгий приехал из Грузии в Москву и попросил у вождя аудиенции.

— Не могу я принять тебя в одежде священника. Люди неправильно поймут. Скажут, Генеральный секретарь ЦК КПСС встречается со священниками. Сшей себе гражданское платье — и милости прошу.

Георгий шьет модный гражданский костюм и идет на прием к Сталину. Военные проводят священника до кабинета вождя, распахивают двери и слышат характерный негромкий хрипловатый смех:

— Ай, Гога! Переоделся! Бога не побоялся, а меня испугался! Ай, Гога!

Ранее упоминаемый киноактер Геловани, исполнявший роли Сталина в кино, для того чтобы лучше вжиться в роль прототипа, попросил поселить его на даче вождя у озера Рица.

Сталин ответил:

— Почему вживаться в мой образ надо с жизни на даче у озера Рица? Не лучше ли начать с Туруханского края?

И. С. Козловский обратился к Сталину с просьбой:

— Я никогда не был за границей.

— А не убежишь?

— Что вы, товарищ Сталин, мне родное село дороже, чем все заграницы, вместе взятые.

— Вот и поезжай в родное село.

…Сталин любил слушать старую граммофонную пластинку с записью оперы Глинки «Жизнь за царя» («Иван Сусанин»). Когда оперу вновь поставили в Большом театре, музыка была без звона колоколов и без концовки во славу царя.

Сталин спросил:

— Где же колокола?

— Их велели снять.

— Снимите того, кто велел снять колокола. А колокола верните.

После прослушивания оперы директор спросил вождя:

— Понравилась ли вам постановка?

— Да! Но опера не окончена. Когда-то была концовка, которую театр убрал.

Концовку восстановили, но вместо славы царю хор начал исполнять славу русскому народу.

В последние годы жизни Сталин подолгу слушал 28-й концерт Моцарта, — разговор души самой с собой.

Душе Иосифа Виссарионовича было о чем с собой поговорить, и она исповедовалась.

Архитектуру Сталина называют «вампир во время чумы», а Хрущева — «хрущобы».

В районной газете Омской области учащенное дыхание Чейна-Стокса было названо болезнью Чаянная Стойка. Когда редактора спросили, что сие означает, он, ни-чтоже сумняшеся, объяснил:

— У охотничьих собак бывает нечаянная стойка, а бывает чаянная.

…Министр угольной промышленности А. Ф. Засядько, не выбирая выражений, часами отчитывал подчиненных по правительственному телефону.

Министра пригласили на заседание Политбюро. Он прибыл, когда все члены Политбюро уже были в сборе. В углу стоял чугунный магнитофон.

— Товарищ Засядько прибыл! — доложил Поскребышев.

— Просите, — распорядился Сталин, — и начинайте. Поскребышев приглашает Засядько, включает магнитофон, и Политбюро в течение часа слушает такой отборный мат министра, что начинает ерзать на стульях.

Поскребышев выключает магнитофон.

— Есть ли вопросы к товарищу Засядько? — спрашивает Сталин.

Вопросов нет.

— Вы свободны, товарищ За-сядь-ко, — медленно, с растяжкой фамилии говорит Сталин, как бы стараясь министра засадить.

Всю жизнь Александр Федорович ждал оргвыводов Политбюро, не предполагая, что был наказан прослушиванием магнитофонной записи.

Шолохова пригласили в Кремль по случаю обвинения его Берия в несогласии со сталинской политикой в области сельского хозяйства. Писатель прибыл в Москву, ждал приема вождя четверо суток и запил в ресторане «Метрополь». Неожиданно его позвали к телефону, и Поскребышев сказал:

— Товарищ Сталин срочно просит вас пожаловать в Кремль!

Постовые у Спасской башни, почувствовав запах алкоголя от идущего в Кремль писателя, отправляют того домой.

Сталин, устав от ожиданий, интересуется:

— Где же Шолохов?

— Он пришел под хмельком, и его не пустили.

— Вернуть!

Будучи рассыльным, я догнал Михаила Александровича возле Мавзолея, Извинился за неправильные действия постовых и от имени Иосифа Виссарионовича попросил вернуться в Кремль. Проводил до дверей кабинета вождя, а затем и на выход из Кремля.

На прощание Михаил Александрович сказал:

— Легкая у вас рука. Спасибо, что вернули. Все сложилось лучше, чем я ожидал. Могло быть… — и, оборвав фразу, многозначительно посмотрел в глаза.