Сергей Красиков - Возле вождей

Господь Бог предупреждает: «Не судите, да не судимы будете». И я не сужу, Господи! Я констатирую.

Что же касается имени, данного при крещении, может, и была Раиса Максимовна для кого-то «райским яблочком», но, ей-ей, не для страны своей.

Трудно сегодня сказать наверное, кто принес человечеству больше вреда и по возрождению культов личностей, и по развалу государства — номенклатурные правительственные чиновники, без удержу возвеличивающие вождей, или угодничающие перед лидерами писатели, в миллионах экземпляров воздающие хвалы сильным мира сего?

В оркестрах трубадуров всегда находились отдельные люди, стремящиеся играть истинно, но их голоса заглушались ораториями хористов и становились голосами вопиющих в пустыне.

Попробуем сопоставить, как это согласовывалось и диссонировало в великом оркестре, руководимом дирижером Центрального Комитета ВКП(б) — КПСС, ибо сквозь людей и события просматривается время, а по лингвистике КПСС — это скопление глухих согласных.

Начнем исследования с великого пролетарского писа-теля А. М. Горького (Пешкова), пытающегося быть объективным. А по Сталину, личность должна быть либо возвеличена, либо обезличена. Горький под эти определения не подходил, и пролетарский вождь пролетарского писателя стал опасаться.

В дореволюционной России Горький пользовался репутацией защитника угнетенных и мужественного противника самодержавия. Задолго до смерти писателя Сталин пытался сделать его своим политическим союзником. Те, кому была известна неподкупность Горького, знали, насколько безнадежной является эта задача. Но вождь, никогда не веривший в человеческую неподкупность, настраивал сотрудников НКВД на мысль, что неподкупных людей не существует, а существует у каждого своя цена.

Руководствуясь концепцией подобной философии, вождь начал писателя обхаживать и в 1928 году развязал всесоюзную кампанию за возвращение Горького в СССР. Писатель вернулся. С этого момента и начала действовать программа его задабривания. В распоряжение Горького были предоставлены особняк в Москве и две благоустроенные виллы: одна — в Подмосковье, другая — в Крыму. Вокруг вилл были высажены любимые писателем цветы, специально вывезенные из-за границы.

Снабжение писателя и его семьи осуществляло Девятое управление НКВД, отвечавшее за обеспечение Сталина и членов Политбюро. Для поездки в Крым и за границу Горькому был выделен специально оборудованный железнодорожный вагон. А поскольку писатель курил особые папиросы, ему привозили их из Египта.

С 1929 по 1933 год осенью и зимой Горький находился в Италии, в постоянном сопровождении двух советских врачей.

Сталин вызвал Горького затем, чтобы писатель убедился в том, что вождь строит настоящий социализм. Ему была дана возможность якобы свободного общения с людьми. Писателя возили на те же зрелища какими гиды потчевали иностранных туристов. И особо навязывали ему две коммуны, организованные под Москвой в Болшеве и Люберцах для бывших уголовников. Те постоянно встречали писателя бурными аплодисментами и заранее заготовленными речами, в которых благодарность за возвращение к честной жизни выражалась только двум лицам: Сталину и Горькому. Горький оставался в счастливом неведении до тех пор, пока сталинская коллективизация не привела к массовому голоду.

Сталину хотелось, чтобы популярный писатель обессмертил его имя, написал о нем роман, и потому осыпал Горького благодеяниями: именем Горького назвал Нижний Новгород, переименовал в улицу Горького Центральную улицу Москвы Тверскую, имя Горького присвоил Московскому Художественному академическому театру.

Но время шло, а писать книгу о Сталине литератор не начинал, поняв, что за фальшивой вывеской сталинского социализма царят рабство, голод и власть грубой силы. Тогда Ягода, с подачи Сталина, стал просить Горького написать статью «Ленин и Сталин» к годовщине Октября. Горький уклонился.

После убийства Кирова его попросили выступить в печати с осуждением индивидуального террора. На что писатель заметил: «Я осуждаю не только индивидуальный, но и государственный террор» — и потребовал выдать ему загранпаспорт для выезда в Италию. В выезде ему отказали.

В архивах Горького остались тщательно припрятанные заметки, к которым исследователям путь до сих пор заказан.

Писатель Виктор Васильевич Вересаев (Смидович) по грустному поводу писал: «Когда после Перекопа красные овладели Крымом, было объявлено во всеобщее сведение, что пролетариат великодушен, что теперь, когда борьба окончена, белым представляется на выбор: кто хочет, может уехать из СССР, кто хочет, может остаться работать с советской властью…