Татьяна Перцева - Асфальт в горошек

Я перевелась на третий курс факультета русской филологии Ташкентского филологического института. В то время мы жили на улице Лахути около Сквера (это, должно быть, квартира на Обуховской. Примечание Зухры) , в квартире, оставшейся от моего свекра, состоявшей из одной большой и одной маленькой комнаты. Из-за недостатка места брат Хамида Карим Сулейманов жил в общежитии института. (Он учился в ТашМИ. Примечание Зухры.) Позже мы купили землю с садом в районе Чиланзара и с мая по октябрь жили на этом садовом участке. В саду росли виноград, айва, яблони, орехи, несколько сортов груш, и этого урожая нам хватало на всю зиму. Жили мы очень дружно. Приехавшие зимой моя мама и брат были очень рады видеть меня счастливой.

Покойный Хамид меня баловал и очень красиво одевал. Я была первой модницей в Ташкенте. Мы оба были заметными людьми в городе.

30 мая 1939 года родился наш первенец Рустамжон. Рождению первенца была очень рада моя свекровь и не спускала его с рук. Дом наш наполнился гостями из Ташкента и Ферганы. Столько было радости! Рустам рос богатырем, таким же, как и его отец. Мой брат Мирсалимджон, брат Хамида Сулеймановича Каримджон приезжали в наш сад нянчить племянника.

В 1940 году в Узбекистан донеслись отголоски начавшейся Второй мировой войны, а в 1941 году война пришла и к нам. Людей стали забирать на фронт. Пришлось за бесценок продать Чиланзарскую землю, сад. К тому моменту государство выделило нам участок под постройку (в районе Мало-Мирабадской. Примечание Зухры) , и мы только начали мастерить кирпичи для будущего дома, как деньги, вырученные за продажу земли, обесценились в один момент. Кое-как мы построили однокомнатный дом без отопления и стали жить там со свекровью. Позже мы стали пристраивать к этой комнате дополнительные комнаты, и у нас получился трехкомнатный дом. В одной комнате жила свекровь, там была печка-сандал, и в этой же комнате мы обедали. Во второй комнате — Камилджон и наш сынок. А в третьей — мы с мужем.

Хамида на фронт не взяли, хорошим специалистам давалась бронь, и они не воевали.

Война подходила к концу. В начале войны из Ленинграда прибыла большая группа эвакуированных ученых. Среди них были такие, как академики Струве В. В., Бертельс Е. Э., Шишмарев В. Ф., Жирмунский В. М., профессора Пиксанов, Благой, много поэтов и писателей. Где-то в середине 1944 года они стали возвращаться к себе на Родину. Крупный специалист по романской литературе академик Владимир Федорович Шишмарев принял меня в аспирантуру с условием, что дальнейшее обучение я продолжу в Ленинграде.

Именно в это время преподавателей вузов стали посылать в центральные города для повышения квалификации. И Хамида тоже послали в Ленинград. Вслед за ним поехала и я вместе с нашим младшим сыном Султанжоном. На Петроградской стороне Ленинграда, на улице Петрозаводская стоял большой дом какого-то ученого, который был передан в качестве общежития…»

На этом заканчиваются воспоминания, написанные мамой.

Дальше пишет Зухра: «Родители отучились в аспирантуре, папа защитился, мама не успела докончить свою работу, но они поехали в Ташкент. По дороге произошел странный случай. Родители возвращались на поезде из Ленинграда и в вагоне СВ познакомились с попутчиком. А когда поезд остановился в Ташкенте, обнаружили, что вокзал оцеплен, никого не выпускают из купе, на перроне играет оркестр, а наш попутчик вышел из купе в генеральской форме, тепло попрощался с моими родителями и попросил не терять с ним связь. А кто он, они так и не поняли. Генерал удалился, оркестр и официальные лица исполнили положенные ритуалы, оцепление сняли, а моих родных встретил оторопевший и бледный папин друг. Он и сообщил, что это был новоиспеченный председатель госбезопасности республики! А он в поезде катал моего брата на спине и целовал маме ручки!

Через год папу посадили. Вот так мама и оказалась у него на приеме — пришлось волей-неволей возобновить знакомство. Она записалась на прием, пришла туда в назначенный час, вошла в приемную через единственную в комнате дверь, подождала некоторое время, а потом секретарь сказала, что теперь она может войти. Ну, в общем, все как обычно, когда идешь на прием. Только было неясно, куда входить. В комнате были только шифоньер, или шкаф с выдвижным ящиком внизу, стол и стул для посетителя. Секретарь показала на этот шкаф. Надо было открыть дверцу шкафа, перешагнуть внутрь через выдвижной ящик, а внутри шкафа была дверь в кабинет! Она вошла туда, наш генерал едва поднял голову, но письмо ее принял, обещал разобраться, а через полгода его самого лишили всех чинов и сослали на Дальний Восток (так говорила мама, не знаю, насколько это точно). А фамилия его была вроде Баскаков, точно не уверена. Он, по-моему, был назначен на смену Кобулову. Короче, отец мой отсидел пять лет из полученных двадцати пяти, и после его возвращения родилась я! Для его освобождения мама делала что могла — была на приеме уже у Руденко, генерального прокурора СССР, как раз Сталин умер и было уже «можно». Родители старались не вспоминать то время, что было и как было, но про шкаф рассказывали без особых уговоров.