Единственный случай омрачил эту жизнь, и до сих пор я его себе объяснить не могу. Вдруг Коваль неожиданно говорит: «Я завтра должен ехать в Москву». Я говорю: «Юр, ты что?» — «Мне нужно», — говорит. «А почему ты раньше-то не сказал, мы бы как-то по-другому распределили нашу жизнь». — «Мне нужно». Я говорю: «Коваль, одному идти по тайге двенадцать километров через горы, через Чувал невозможно». Туда-то мы втроем шли и договорились, что в такой-то день по Вишере поднимутся лодки нас забрать. Я говорю: «Юра, это безумие». А Ковалю, как говорят в деревне, шлея под хвост попала — ни в какую. «Нет, — говорит, — я пойду. Я дорогу знаю». И ушел…
В 95-м году у меня очень тяжело болела дочь. И вдруг звонок Лёвы Лебедева: «Юра умер». Я грешным делом подумал на другого Юру, а он говорит: «Нет, наш Юра». — «Какой наш?» — «Коваль». — «Ты, — я говорю, — сума сошел». И он заплакал, а я не знал, как себя вести, не мог понять, как это могло случиться. А через три-четыре дня умерла моя дочь. В эти дни у меня была одна проблема — не сообщить ей эту весть, потому что она его очень любила, уважала, они много вместе занимались керамикой, влияли друг на друга творчески, и он тоже к ней очень серьезно относился. Так она и умерла, не зная, что Юрка умер.
Октябрь 2007 года Записала и подготовила к печати Ирина Скуридина
Познакомились мы через Марию Прилежаеву на 50-летии Игоря Мотяшова. Они с Юрой любили друг друга, он вообще всех любил, с Агнией Барто был близко знаком… Юра тогда подошел, посидел с нами, а потом говорит: «Ребятки, вы знаете, я обещал Марию Павловну отвезти домой, но выпил и машину оставлю. Или я вам такси вызову, или вы уж везите ее сами»… Круг наших друзей — Володя Александров с Лидой, Яков Аким с Аней, Богдан Чалый, приезжавший с Украины, — стал расширяться. Мы не встречались часто, но если был случай, когда мы могли быть в этом окружении, — Юра был там и мы с ним виделись.
Однажды Юра был у нас в гостях. Посидел немного и говорит моему сыну Максиму: «А гитара-то у вас есть?» — «Есть». — «Ну-ка давай ее сюда». Максим принес гитару, Юра по струнам прошелся и говорит: «Расстроена, мальчик. Такты запомни, если тебе нужно поправить гитару, то есть дядя Юра, который очень часто бывает в мастерской на Яузе. Ты позвони, приходи, я тебе настрою».
Потом за столом Юра со мной разговорился. Ля в школе работаю, он поинтересовался, что и как, я рассказала, он спрашивает: «Как в класс-то входишь? Не боишься?» Я говорю: «Когда-то, может, нервничала, боялась». — «А знаешь, у меня есть песня „Пятнадцать собак“. Она написана на мелодию одной аргентинской песни, и когда я иду выступать перед детьми, гитара всегда со мной. Я по аккордам прохожусь и объясняю, что у меня есть песня, очень веселая, про собак, у каждой собаки свое имя, и я буду петь и перечислять. А вы, — говорю им, — считайте. И с первых моих слов вся аудитория, огромный зал — мой».
Я однажды была на таком вечере в ЦДЛ. Дети, понятно, не могут сидеть тихо. Но Юра выходил, такой высокий, красивый, когда он говорил, он был очень обаятельный, от него нельзя было оторвать взгляд, С первой же минуты, как он начинал петь, зал затихал и дети считали собак, они с ним работали, и Юра выходил победителем.
«Так что, — он говорит, — имей в виду: для того чтобы заставить их на тебя обратить внимание и чтобы ты держала их в напряжении и с интересом, надо обязательно что-то яркое бросить. Я помню из своей практики, я же учителем в селе работал, однажды мне надо было говорить о симметрии, а я не математик Я набрал кленовых листьев, пришел в класс и сказал: „Ребята, обратите внимание, у меня в руках листья Это от какого дерева?“ — „От клена“. — „Давайте посмотрим, как расположены на них линии“. Я им раздал листья, и мы работали на этой теме — класс был в моих руках».
И еще один урок он припомнил. Тема была связана почему-то с долями. Наверное, в этом селе ему приходилось вести много предметов. «Я взял у бабушки, у которой жил, блюдце то ли с перламутром, то ли с золотом и поставил на него яблоко. Начал урок и говорю: „Вы читали в сказках Пушкина о золотом яблочке наливном и золотом блюдечке: Катись-катись, яблочко?“ — „Знаем“ — „Так вот теперь мы с вами будем работать с этим яблоком“». Они впились глазами в яблоко. Юра разрезал яблоко пополам, потом каждую половину на доли, потом еще раз, а потом они съели это яблоко. Яблоко было большое, и на всех хватило по дольке. В сельской школе, конечно, такой урок был событием.
Читать дальше