Алексей Лубков - Михаил Катков. Молодые годы

Достоинства нации и народа, как мы понимаем сегодня, не могут попирать личного достоинства человека и гражданина. Одного не существует без другого. Искусственность такого противопоставления, надо полагать, была очевидной и для Карамзина, хотя проблема политической свободы, а также проблема отмены крепостного права в России действительно не рассматривались им как первоочередные. Это реальное противоречие трудно было разрешить, исходя из противостояния легитимизма — консерватизма свободе — либерализму. Необходим был синтез идеологий, их обобщение на другом уровне и другом витке истории, что позднее и попытались сделать последователи Карамзина, включая Каткова.

Следует также иметь в виду, что свою «Записку» Карамзин писал накануне войны с Наполеоном и был озадачен поисками обновленной идеологии самодержавия как ответа на вызов времени. Достоинство нации в конкретном историческом контексте выступает против свободы личности, как закон и порядок отрицают произвол, своеволие и тиранию. Принципы легитимизма, имевшие широкую популярность среди европейских консервативных кругов, подвергших ревизии идеи Просвещения, приобретают в трактовке Карамзина определенную систему. Фактически Карамзин предстает как глубокий и творческий идеолог русской самодержавной государственности, выдвинувший одним из первых классическую триаду — самодержавие, православие, самобытность (народность), позднее оформленную графом С. С. Уваровым.

Сама эта триада — не механическая сумма отдельных ее элементов, но — соединение, симфония, целостность и единство государства, Церкви, веры, истории, культуры, языка, народа и личности, существующей в данном пространстве в союзе и единении с другими, своими ближними. То, что в русской духовной традиции воплотится в понимание соборности — гармонии целого при свободе всех его составляющих.

Запад исходил и исходит из другого понимания своего опыта — из противопоставления личной индивидуальной свободы всему остальному. Осознание принципиального различия, заложенного в культурно-историческом коде, матрице двух цивилизаций — западной и восточной, происходило постепенно. В XIX веке в качестве главного фактора развития для первой утвердилась конкуренция, Россия же исходила из идеи общинности, народности и солидарности, что и получило свое официальное закрепление в государственной идеологии при императоре Николае I.

Карамзин, обращаясь к осмыслению и разрешению идеологической по своей сути проблемы, имел в виду исторические особенности и различия в судьбах России и Запада. Насущные идейно-политические задачи подвигают историка и мыслителя Карамзина продолжить заниматься исследованиями. Показательно, что, не вдаваясь в отвлеченные философские рассуждения, он предложил своим соотечественникам задуматься над темой Бытия и Времени, выдвинув свой основной довод и материал для последующих размышлений — «Историю государства Российского», открывая, как выразился Пушкин, «подобно Колумбу, русским их собственное прошлое».

Когда вышли первые восемь томов «Истории государства Российского», весь трехтысячный тираж издания вскоре был целиком раскуплен. Читатели с большим интересом встретили труд Карамзина. Не обошли своим вниманием его и будущие декабристы. Н. М. Муравьёв и Н. И. Тургенев упрекали Карамзина в монархизме и крепостничестве. У К. Ф. Рылеева труд Карамзина, напротив, вызвал восхищение, в 1822 году он зачитывался IX томом, посвященным эпохе Ивана Грозного и критике царской тирании и деспотизма периода опричнины.

Но участники тайных обществ совсем по-иному отвечали на вопрос об отношении «новой» и «древней» России. Они — освободители Европы — мечтали дать свободу у себя дома. Для них родная история также была подчинена доказательству неких идеологических постулатов, но если Карамзин, отталкиваясь от консервативных принципов, шел дальше к историческим исследованиям, подтверждая, уточняя или опровергая свои идеологемы, стал не только историографом, но историософом-мыслителем, то декабристы выбрали другую дорогу. От изначально принятой ими схемы, универсальной идеи Просвещения о свободе народов и свободе личности в их противостоянии тирании самодержавной власти, они пришли на Сенатскую площадь. Горячие патриоты, участники и герои прошедших войн и походов, они превратились в жестких доктринёров, чтобы в конце концов встать на путь борцов, революционеров, мучеников, пожертвовавших собой ради идеи.