Алексей Лубков - Михаил Катков. Молодые годы

Понимание сложной диалектики становления личности человека выводит сегодня за рамки классификаций и известного угла зрения историков, философов, социологов, антропологов, филологов, культурологов, педагогов. Они продолжают диалог и осмысление онтологических, историософских и антропологических проблем, инициированные теми, кто открывал целые направления в русской культуре и общественном движении, чьи идеи и концепции не представляли собой нечто застывшее и незыблемое.

Современные переиздания, посвященные Каткову, обилие посвященных ему научных исследований, диссертаций, монографий и статей отправляют нас к дискуссии, начатой Н. А. Бердяевым: был ли первый политический публицист консерватизма мыслителем, философом консерватизма или только эмпирическим консерватором [489] Бердяев Н. А. К. Леонтьев — философ реакционной романтики // Философия творчества, культуры, искусства: В 2 т. Т. 2. М., 1994. С. 247. . Позиция Каткова, остающаяся по сей день предметом непрекращающихся размышлений, может быть глубже понята при обращении к годам юности и взросления, когда происходит формирование М. Н. Каткова именно как мыслителя.

Ключевой в его воззрениях и всей дальнейшей деятельности была идея личности — центральная в либеральной идеологии — главным творцом истории и культуры оставался человек. Размышления о человеке разворачивались на страницах художественных и научных произведений, поглощаемых юными умами, переносились в кипящую творчеством жизнь кружков, которые объединяли молодых людей, где за обсуждениями и критикой шла «проба пера».

Понимание человека в качестве онтологической идеи вовлекало их в незримую дискуссию, что представляет собой человек. Действительно ли он — «вещь в себе», ноумен, непознаваемый и для себя сущий, в себе самом имеющий высшую цель существования. Или моральное живое существо с живыми чувствами, руководствующееся своими склонностями, страстями и вожделениями, феноменальное явление и бесконечная вселенная. Есть ли место в бесконечной вселенной неким высшим принципам, нравственному абсолюту, Богу или всё дозволено? Над этой проблемой думали мыслящие люди XIX века.

Литература того времени в России фактически была социологией и проповедью, историософией и эстетическим трактатом. Она стремилась понять свое время, откликнуться на злобу дня, перешагнув свое десятилетие и даже свой век [490] Соболев Л. Литература на «злобу дня» // Критика 60-х годов XIX века. М., 2003. С. 20. . Не случаен в предреформенные и пореформенные десятилетия особенный рост количества книг, а главное — спрос на них. Реальная действительность середины XIX века стала ярким отражением слов Белинского, что «книга — есть жизнь нашего времени» [491] Куфаев М. Н. История русской книги в XIX веке. М., 2003. С. 31. . Книги в ходу были самые разнообразные, преимущественно беллетристика; исключение составлял сам Виссарион Григорьевич, сочинения которого в библиотеках спрашивались более всего, как впоследствии и «Русский вестник», конкурирующий с «Современником» на первых строчках среди наиболее популярных и востребованных в библиотеках журналов [492] Там же. С. 144–145. .

Набор сухой информации и отвлеченные теории не делают человека человеком, как свидетельствует русская литература XIX века, обращаясь к теме «маленького человека». Ум, обремененный заботами жизнеобеспечения, порою отчужденный от нравственного смысла своего существования, всегда может себя обмануть, оправдывая жестокое и безнравственное отношение необходимостью.

Н. Бердяев писал, что вся задача в том, чтобы в этом бушующем мировом потоке, требующем приложения огромной духовной энергии, «уцелел образ человека, образ народа и образ человечества» [493] Бердяев Н. А. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. Т. 1. М., 1994. С. 379. . С этим вызовом на все времена столкнулся и молодой Катков. «В публике господствует хаос мнений, пестрота вкуса, способность обольщаться взглядами спекулянтов и ничтожными явлениями. Какая всему этому причина? — вопрошал знаменитый В. Г. Белинский. — Отвечать не трудно: с одной стороны, недостаток внутренних интересов в обществе, с другой — недостаток солидного, прочного, основанного на науке образования. <���…> У нас как будто никто и не понимает, что без изучения глубокого и напряженного, без наукообразного развития эстетического чувства нельзя понимать поэзии; что непосредственное чувство без размышления и вникания ни к чему не ведет, кроме личных предубеждений.» [494] Белинский В. Г. Русская литература в 1841 г.// Белинский В. Г. Собрание сочинений: В 9 т. Т. 4. М., 1979. С. 338. .