«Уже в первые месяцы нового, 1954-го, года, нам, теоретикам объекта, стало ясно, что мои предложения, легшие в основу докладной, не обещают ничего хорошего.
Между тем у нас возникла новая идея принципиального характера, назовем ее условно “третья идея” (имея в виду под первой и второй идеями высказанные мной и Гинзбургом в 1948 году). В некоторой форме, скорей в качестве пожелания, “третья идея” обсуждалась и раньше, но в 1954 году пожелания превратились в реальную возможность.
По-видимому, к “третьей идее” одновременно пришли несколько сотрудников наших теоретических отделов. Одним из них был и я. Мне кажется, что я уже на ранней стадии понимал основные физические и математические аспекты “третьей идеи”. В силу этого, а также благодаря моему ранее приобретенному авторитету, моя роль в принятии и осуществлении “третьей идеи”, возможно, была одной из решающих. Но также, несомненно, очень велика была роль Зельдовича, Трутнева и некоторых других, и, быть может, они понимали и предугадывали перспективы и трудности “третьей идеи” не меньше, чем я. В то время нам (мне, во всяком случае) некогда было думать о вопросах приоритета, тем более что это было бы “дележкой шкуры неубитого медведя”, а задним числом восстановить все детали обсуждений невозможно, да и надо ли?..»
Ю. Б. Харитон, В. Б. Адамский, Ю. Н. Смирнов, «О создании советской водородной термоядерной бомбы» (в книге «Юлий Борисович Харитон. Путь длиною в век» [14]):
«И вот однажды Зельдович, ворвавшись в комнату молодых теоретиков Г. М. Гандельмана и В. Б. Адамского, находившуюся против его кабинета, радостно воскликнул: “Надо делать не так, будем выпускать из шарового заряда излучение!” Уже через день или два в вычислительное бюро А. Н. Тихонова, которое обслуживало группу Сахарова, было послано задание для проведения расчета на предмет выяснения, выходит ли излучение из атомного заряда и как это зависит от используемых материалов.
Решающим был вопрос (от него зависела реальность идеи!), не поглотит ли внутренняя поверхность кожуха большую часть энергии, выпускаемой в виде излучения, – ведь тогда оставшейся ее части оказалось бы недостаточно для эффективного обжатия заряда. Простыми изящными оценками А. Д. Сахаров показал, что хотя потери на поглощение стенками кожуха и велики, но они все-таки не таковы, чтобы сделать невозможным сжатие основного заряда. Не менее серьезным был вопрос о конкретном механизме использования энергии излучения для эффективного обжатия термоядерного заряда. Важные предложения для решения этого вопроса были высказаны Ю. А. Трутневым. Все эти идеи проходили обстоятельную обкатку через многочисленные коллективные обсуждения».
БА:
Для подрыва водородной бомбы необходимо сжать термоядерное горючее (дейтерид лития-6) так, чтобы его объем уменьшился в 10–20 раз. Энергии обычных взрывчатых веществ недостаточно для осуществления такого сжатия. Чтобы понять, насколько все это нетривиально, достаточно задуматься, за какое время после подрыва атомной бомбы-запала вся эта конструкция разлетится в тартарары. И вот за эти доли секунды излучение атомного взрыва должно успеть отразиться от стенок кожуха и обжать основной «водородный» заряд. Тут выручила скорость света (300 тысяч километров в секунду), в данном случае это скорость рентгеновского излучения, которое пробегает три метра (примерная длина пути излучения внутри корпуса бомбы от атомного запала до отражающего кожуха и обратно к основному заряду) за одну стомиллионную долю секунды, что гораздо быстрее разлета «материальных» продуктов взрыва (порядка нескольких километров в секунду). Так что излучение в принципе должно «успеть», более того, такая скорость излучения обеспечивает идеально равномерное обжатие основного заряда. Но чтобы убедиться, что все это сработает не на словах, а на деле, нужны были невероятной сложности расчеты и нетривиальные конструктивные решения, потребовавшие множество дополнительных идей и озарений. Как не раз повторял Андрей Дмитриевич: «Нереализованная идея – еще не идея». И он знал, что говорил.
Полезно также задуматься о величине давления излучения, способного сжать металлический шарик диаметром, скажем, десять сантиметров до диаметра примерно четыре сантиметра (что означает уменьшение объема в 10–20 раз). Вряд ли такое мог представить себе П. Н. Лебедев, сумевший первым в истории измерить ничтожное давление света. В то время как Д. А. Франк-Каменецкий, как специалист по астрофизике звезд, уже легко себе это представлял.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу