– Ну, ладно. Я пойду. Надо же и домой попасть.
(Подразумевалось – до завтрашнего ареста.) Все вышли проводить его в прихожую, поцеловались. Он ушел. На другой день С. Ковалев был арестован».
Сергей Ковалев (в книге [19], с. 320):
«Помню последние ее щи, накануне моего ареста. Была еще Таня Великанова и, кажется, Таня Ходорович. Все мы знали, что наутро меня посадят. Андрей Дмитриевич писал что-то свое, я – свое. Потом получилось и что-то общее, редчайший случай, когда мы с ним подписывались только вдвоем. Но тогда решили, что сущность момента делает это предпочтительным. Потом ели щи, выпили, собрались в коридоре у дверей. Они меня всячески напутствовали. Руфь Григорьевна предложила меховую куртку. Я отказался – отберут. Да она и сама это знала. Было много теплых слов. Андрей Дмитриевич был сдержан, Руфь Григорьевна менее сдержана, а Люся говорила совсем горячо. Этого было так много, что в какой-то момент я сказал: “Хватит. А то мне стыдно будет смотреть вам в глаза, если меня не посадят”. Обошлось, посадили.
Это вспоминание выразительно дополняет один эпизод следствия. Разумеется, нашу беседу, наполненную дружеской приязнью и горечью, внимательно слушали. (Это не было для нас секретом. Противно было привыкать, но что поделаешь? Научились игнорировать.) Мой следователь, Анатолий Александрович Истомин, достаточно прозрачно намекнул на содержание наших прощальных разговоров – понятно, демонстрировал осведомленность, чтобы внушить доверие к последующим сообщениям. А потом сказал: “Вы, что же, думаете, они Вас помнят? Сахаров и Боннэр недавно встречались с Бёллем, про всех говорили, а про Вас ни слова”. Врал, разумеется».
Борьба за Люсину поездку, победа и неожиданная болезнь двухлетнего Моти; КГБ не любит проигрывать. Книга «О стране и мире». Нобелевская премия, последний разговор с Галичем, президент Франции и обращение к V Ассамблее Всемирного совета церквей в Найроби. Реакция на Премию в СССР: первая «грязь» про Е. Г. Боннэр. Исторические дни в Осло и в Вильнюсе: «Мамочка, записывай», возвращение Елены Боннэр в Москву. Несколько цитат из Нобелевской лекции Сахарова «Мир, прогресс, права человека»
Борьба за Люсину поездку, победа и неожиданная болезнь двухлетнего Моти; КГБ не любит проигрывать
« Будьте реалистами – требуйте невозможного! »
Лозунг парижского мая 1968 г.
Сахаров:
«Болезнь Люсиных глаз – следствие контузии в октябре 1941 года.
После выписки ( бегства – см. выше ) Люси из Глазной больницы мы сделали еще несколько стоивших нам огромных усилий безрезультатных попыток ее лечения. В августе 1974 года мы решили, что ей необходимо добиваться разрешения на поездку за рубеж для лечения и операции. Это решение не было проявлением нашего недоверия к советским врачам, к советской офтальмологической школе. Но в нашем исключительном положении (как это проявилось в Глазной больнице, до нее – в Ленинграде и после в Москве) лечение за рубежом было единственно возможным. Принимая это решение, мы понимали его ответственность. Отступить, отменить его мы уже не могли.
В конце сентября Люся, получив вызов, уже начала оформлять выездные документы… Началось многомесячное ожидание, а потом – активная борьба за разрешение. Все это время Люсино зрение непрерывно ухудшалось. В апреле 1975 года Люсю вызвали в городской ОВИР. Я поехал вместе с ней. Заместитель начальника Золотухин сообщил ей об отказе. Основание – что она может лечить свои глаза в СССР, ей предоставлены все возможности. Мы прямо в зале ОВИРа сказали об этом иностранным корреспондентам, приехавшим вместе с нами (к величайшему испугу советских чиновников, ожидавших виз на какие-то заграничные поездки). В ближайшие дни я поехал к президенту Академии наук СССР М. В. Келдышу, предварительно подав ему письменное заявление, но он отказался помочь мне – с той же ссылкой на советскую медицину. Оставался единственный путь – обращение к мировой общественности…
3 мая мы опять собрали пресс-конференцию, на которой раздали корреспондентам заранее составленные обращения (Люсины и мои) к мировой общественности, к участникам второй мировой войны (так как Люсино зрение пострадало на войне). Последнее было подписано Люсей – лейтенант запаса, инвалид Отечественной войны II группы. Было также обращение к государственным деятелям Запада. Мы рассказали медицинскую историю Люси и что лечение в СССР оказалось практически невозможным из-за специфичности нашего положения. На пресс-конференции мы объявили, что в дни 30-летия Победы – 8, 9 и 10 мая – проведем оба голодовку с целью привлечения внимания к возникшему трагическому положению. За несколько часов до начала пресс-конференции неожиданно явился курьер из Министерства здравоохранения. Он принес официальное письмо, не помню за чьей подписью, в котором сообщалось, что гражданке Боннэр Е. Г. может быть предоставлена медицинская помощь в отношении ее глаз в любом специализированном учреждении Министерства. В письме было также упоминание о возможности привлечения для лечения Люси специалистов из-за рубежа с оплатой за счет государства. Это письмо вместе со многими другими документами того времени было похищено при негласном обыске в 1978 году.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу