Константин Симонов - Симонов и война

Смотрю, сидят три офицера. «Здравствуйте». — «Здравствуйте. Садитесь. Ну что ж, Михаил Федорович, собирайтесь, поедем». — «Куда?» — так от неожиданности. И видимо, я побледнел, потому что он говорит: «Ну чего вы испугались-то?» Я говорю: «Это от неожиданности, собственно пугаться-то мне нечего, хотя вы не сказали, куда ехать». — «Поедете домой». — «Я уже восьмой месяц еду и никак не могу доехать. Уже нахожусь на своей территории, в Москве, а домой не могу попасть. И даже родных не пускаете сюда». — «А сейчас поедете. Только никому не говорите. У вас вещей много?» — «Ну какие у меня вещи, пакеты только».

Сундук у меня, помните, я говорил, итальянский, я туда напихал как можно больше пакетов. Приеду, думаю, наверное, в Москве-то ни черта нет.

К. М.Пакеты с чем?

М. Ф.Пакетами у них назывались продукты, которые военнопленным присылали, американцам, англичанам, то, что нам надавали в Мосбурге и в Париже.

К. М.Они сохранились?

М. Ф.Я берег. Мы все берегли, потому что не знали, что будет, какая судьба дальше будет у нас. А пакетов было сколько угодно, давали неограниченное количество.

«Вы никому не говорите о том, что поедете домой».

Я сказал одному, другому, которых знал, что за ними ничего нет, что они вели себя в плену замечательно, то есть так, как подобает советскому генералу. Я говорю: «Давайте телефончики, нет телефонов, давай адрес». Я сказал, когда вернулся от следователя: «Я, товарищи, уезжаю домой». Они говорят: «Мы так и знали, что ты первый уедешь домой, хорошо, что ты едешь». Я говорю, что мне сказали, что я еду домой, но что я в этом не уверен.

Распрощался со всеми, выхожу. Такая площадка большая перед сходом. Выстроились машинистки, несколько следователей, охрана наша, солдаты выстроились и говорят: «Счастливо, товарищ генерал, добраться». Вы знаете, я расплакался. Значит, я действительно еду домой, они-то знают, раз говорят мне это.

Выехали мы за ворота, спрашиваю: «Куда везете?» — «На Лубянку». — «Э, вашу мать, так бы и сказали, что на Лубянку». — «Ну, потом поедешь домой».

Приезжаем на Лубянку, поднимаюсь на какой-то этаж, не помню. Привели в приемную. Смотрю, написано: «Генерал-полковник Абакумов». Вот, думаю, к кому я попал теперь. Тогда не попал, так теперь попал. Думаю, ничего тут хорошего я ждать не могу.

Открывается сейчас же дверь: «Войдите. Садитесь». У него кабинет в два раза шире вашего, но очень длинный, и тут же прямо у двери стоит стул. Как только вошел, сразу — садитесь на этот стул. А он там, далеко. Головы не поднял, не поздоровался. И я не поздоровался. Что-то писал, какие-то бумаги смотрел. Не поднимая головы, спрашивает:

— Генерал-лейтенант Лукин?

— Да.

— Михаил Федорович?

— Да.

— Нет ноги?

— Да.

— Вторая нога в двух местах перебита?

— Да.

— Рука не работает?

— Да.

— Кто вас вербовал еще?

— Ну, вы же знаете, приезжал Власов, приезжал с немцами, вербовали меня. Предлагали мне подписать воззвание к русскому народу, объявить врагом народа Сталина, Политбюро и все наше правительство.

— Ну и что же?

— Вы же знаете, что я не подписал, не пошел на это дело, старался и Власова от этого удержать.

— Да, нам это известно. Ваша жена писала мне два письма.

Я говорю:

— Что же вы ей ответили?

К. М.И все это, не поднимая головы?

М. Ф.Да, на меня даже не смотрит. В бумагах что-то там роет все время, видно, дело мое смотрит.

— Меня не было, я был в отпуске.

— А ваш заместитель не мог ответить?

Промолчал. Поднял глаза и смотрит на меня:

— Скажите, вы честный человек?

— Генерал-полковник, а какая сволочь на себя скажет, что он сволочь? — Он так это сделал подобие улыбки: — Ну вот что, я решил вас выпустить.

К. М.«Я»?

М. Ф.Да. «Я решил вас выпустить. К вам придут на квартиру портные, сапожники, вам сошьют обмундирование. Вам дадут денег. Вы будете зачислены опять в ряды Красной Армии. Но неделю никуда не выходите. Ни с кем, никому ничего не говорите. Мы сейчас пошлем на квартиру за вашей женой».

Я говорю — это зачем?

— А чего вы боитесь?

— Четыре часа ночи уже. Приедут туда, люди спят, а им скажут: «Пожалуйте на Лубянку». Вы же всех перепугаете там.

— А чего же бояться-то?

Я говорю:

— А кто к вам сюда по ночам по доброй воле приходит? Привозят только.

Так улыбнулся немножко.

— Ну хорошо, мы пошлем предупредить вашу семью.

Я говорю, что это другое дело.

Пока я собирался, пока выходил, сели в машину, поехали, а посланный, который предупредил семью, уже выходит из двери, уже на квартире был. Дома конечно, переполох, вы представляете себе?