Константин Симонов - Симонов и война

К. М.Кто-то в нашей форме, а кто-то в американской по-прежнему?

М. Ф.Все мы одеты в штатское, кто в форме — в американской. Еще нашу форму не надевал никто.

К. М.Драгун же кому-то разрешил?

М. Ф.Не надели, потому что погоны-то нам не присвоены. Все в штатском.

Три двухэтажных дома — это строился новый аэродром — и дома были для начальствующего состава. Вышли из автобусов, построились. Комендант говорит: «Я ваш самый ближайший начальник. Я комендант места, где вы будете жить. Вот вы видели, генерал с группой офицеров подходил, и когда он вас увидел, он разрыдался — в каком вы виде. Он обещал к вам зайти, поговорить с вами».

Забегая вперед, скажу. Проходит месяц, два, три, четыре. Мы коменданта спрашиваем: «Как генерал-то, все еще рыдает или успокоился?»

К. М.Несколько месяцев никакого движения?

М. Ф.Он и не появлялся больше.

«Вот видите, стоит грибок? А там, видите, солдат стоит. Вот дальше этого грибка не ходить. Вот здание, от здания пять шагов, дальше тоже не рекомендуем ходить». И начинает говорить, кто с кем в комнатах будет жить. «Вот столовая, будете в столовую ходить». Без строя, без охраны ходим в столовую. Обыкновенная столовая. Кормят довольно прилично.

А через несколько дней начали вызывать к следователям. Приехали следователи, и начали вызывать.

К. М.Здесь же?

М. Ф.Там комната есть соответствующая.

Я вернусь к Парижу. Думаю, чего же я поеду с немецким протезом? На черта мне нужен немецкий протез? Пусть мне французы протез сделают. Говорят, французы делают очень хорошие протезы. Вызвал я нашего азербайджанца, говорю, чтобы французы сделали мне протез.

Говорит: «Пожалуйста, в два счета сделают». Пошли в мастерскую. Хозяин говорит: «Два месяца». Я говорю, что не могу ждать два месяца, мне нужно быстро сделать протез. Он говорит: «Ладно, сделаем быстро». Приезжаем в назначенное время, протез не сделан. Почему не сделали?

Характерно — манифестации, манифестации, «вива Рус» кричат, а работать некому. Это характерно для французов, они не работают, а все у них манифестации.

К. М.Так что — приехали со старым протезом?

М. Ф.Нет, он мне все же сделал. Сделал довольно приличный протез, весь металлический. Я думал, ему износа не будет, а он все равно сломался у меня. Но я довольно долго ходил на нем, на этом протезе.

А немецкий протез… Однажды проснулся я — нет протеза и брюк нет. Фу ты черт, думаю, неужели уборщица куда-то девала? В ванну проскакал, посмотрел. Нет. Под кровать слазил. Нигде нет. Звоню. Объясняю — протеза нет. Переполох в гостинице. И где нашли? У американского солдата нашли. Под кровать, сволочь, бросил.

К. М.Что, спер?

М. Ф.Спер. Ему не протез нужен был, а что-нибудь от генерала раненого.

К. М.Сувенир.

М. Ф.Да. А у меня, вы помните, я говорил, портсигар был, купили эти два азербайджанца-то, которые в консульстве уже работали. И портсигар этот он спер. А протез ему не хотелось нести, бросил себе под кровать и уехал куда-то. Ну, нашли протез, и я его надел.

[Пропуск в записи].

Следователи: «Садитесь. Расскажите. Идите». Никак не называют, ни Михаил Федорович, ни по фамилии, никак. Мы насторожились.

К. М.А что из себя представлял следователь? Молодой человек?

М. Ф.Молодой. У меня был следователь Афанасьев. Я должен сказать, что он ко мне относился очень хорошо. Он курил мои сигареты — а мы много сигарет привезли с собой, потому что в американских пакетах было много сигарет, французы давали нам сигареты, сам он угощал меня сигаретами, но больше мои курил. Следователь этот никаких по отношению ко мне грубостей не допускал. Чисто официальное и, нужно сказать прямо, довольно лояльное отношение. И даже старался мне помочь. Ну, например, я рассказывал вам о том, что ко мне приходил украинский националист — «папаша, здравствуйте». Он говорит: «А почему вы про это не рассказываете, как вы с ним разговаривали, как вы его послали? К вам подходил югославский полковник, русский, бывший белый, как вы с ним разговаривали, — почему вы не говорите про это?» А я говорю: «Какое это имеет значение?»

К. М.А у них, значит, сведения косвенные были, судя по этому.

М. Ф.У них все было. Они знали про меня все и, видимо, про всех, знали, кто как себя вел. Я ведь не говорил об этом никому, не вел разговора про это, а он мне говорит: «Почему вы об этом не рассказываете?» Я говорю, ну, если надо, запишите в дело.