Константин Симонов - Симонов и война

И так это продолжалось довольно долго. А потом в один прекрасный день нам выдают обмундирование. Не генеральское, а офицерское. Но без погон. А через некоторое время начали вызывать в Москву. Куда ездили? К Абакумову. Оттуда приезжали со скверным настроением. Кричал на них Абакумов, изменниками называл. В общем, ничего хорошего оттуда они не вывозили. Я ждал, что меня тоже вызовут. Меня не вызывают, в Москву не везут. Тогда я решил сам в Москву поехать. Но как это сделать? Зубной протез ломаю и говорю коменданту, что я вот сломал зубной протез, теперь есть не могу, надо починить его. Он говорит: «Хорошо, узнаю». Потом говорит, что завтра поедем.

Поехали уже под вечер. Приехали в поликлинику НКВД, там уже врач ожидал нас, сделал все, и мы уехали. А когда мы ехали по Москве, особенно когда подъезжали к центру, я все время посматривал в окно. «Чего вы смотрите все время?» А я говорю: «А вдруг я жену или дочь увижу». «Что вы будете делать?» Я говорю: «Ну как что, — закричу, чтобы знали, что я здесь». — «Я, — говорит, — не советую». Я говорю: «А что ты мне сделаешь, неужели стрелять будешь?» Он говорит: «Не советую». — «Да не бойся, не закричу, — говорю. — Ну, с какой стати я буду жене кричать — где-то я езжу, она меня не видит, а услышит мой голос…»

К. М.Свиданий с родными не давали? Требований не выдвигали таких?

М. Ф.Выдвигали.

«Я, конечно, — говорю, — кричать не буду. С какой стати я буду ее звать, если я встретиться с ней не могу, только в сомнения ее введу. Зачем это нужно? Пусть считает, что я убитый. Убитый, нет ли, но пропал без вести».

Мы начали запрашивать, что с нашими родными, с семьями нашими. «Давайте ваши адреса, давайте ваши сведения — где вы их оставляли». Сказали. Нам сообщают. Мне сообщили: «Ваша жена пенсию получает за вас, дочь ваша учится в институте иностранных языков, сын ваш находится в Морском флоте на Дальнем Востоке». Некоторым, пока разыскивают, ничего не сказали. Понеделину прямо сказали: «Ваша семья репрессирована», и Понеделину, и еще каким-то генералам.

К. М.Кириллов не был в вашей группе?

М. Ф.Был. Кириллов — замечательный генерал. Выдержанный, подтянутый. Он ведь тоже был объявлен врагом народа. А это очень хороший генерал, замечательный. Не выпустили.

Некоторые из наших генералов, хотя комендант и сказал, что дальше пяти шагов от дома не ходить, пытались пройти к шоссе, посмотреть. А из кустов свечка встает: «Куда?!» Да вот так… «Ну, давайте, что вам нужно передать, мы передадим, что надо-то?» Возвращаются обратно. Идут в столовую, — официанткам: «Выходной день у вас будет, будете в Москве, бросьте письмо мое, пожалуйста». Письмо, конечно, попадает к следователю.

Я к чему это говорю. Генералы не понимали, куда они попали, где они находятся, не понимали, что обыкновенная официантка здесь не будет работать. И все это, конечно, попадало к следователю, И следователь говорит мне: «А вы чего не пишете никуда?» Я говорю: «А кому я должен писать? Я знаю, что моя семья получает пенсию, и я спокоен. Раз семья получает пенсию, значит, видимо, все пока благополучно. Дочь моя учится, сын на флоте, его не изъяли с флота, поэтому я спокоен. Зачем мне писать?» — «Ну, она бы знала, что вы здесь». Я говорю: «А я не знаю, вы меня отпустите или нет. Ведь вы же мне не говорите, что отпустите. Если вы меня отпустите, я тогда напишу письмо, вы передадите ей, чтобы она была готова меня встретить». Он улыбнулся и говорит: «Этого я не могу вам сказать, не я решаю, я только веду следствие». — «Но заключения-то вы даете, как, по вашему мнению?» — «Ну, я не знаю еще, какое заключение дам. У нас с вами еще не окончены дела-то». Вот в таком духе.

К. М.Он ничего другого и не мог вам сказать.

М. Ф.Конечно, он ничего не мог мне сказать.

Вдруг один генерал запсиховал. Рожков. Не принимает пищу и отказывается ходить к следователям. Протест заявил — почему нас не выпускают. Приходит ко мне комендант и говорит: «Михаил Федорович, пожалуйста, я вас прошу, поговорите с ним, переселитесь в его комнату. Он психует. Вы тут пользуетесь авторитетом, насколько я понял…» Я говорю: «Какой у меня авторитет? Никакого у меня авторитета нет!» Он говорит, что я вот наблюдаю, что к вам другое отношение, поговорите.

Я переселился. Стал с ним в шахматы играть, разговаривать. Я говорю: «Фу-ты черт, обедать хочется, не пойду я в столовую. Пойду сейчас скажу, чтобы принесли сюда обед». А я не говорю, чтобы и его обед принесли, я знал, что он не ест, так чтобы не отказался.