Константин Симонов - Симонов и война

Из этого лагеря перевезли в другой. Там были цистерны, нефтеперерабатывающий завод или синтетический бензин вырабатывали. В общем, все время налетала авиация. Правда, бомбы сбрасывали в другом месте.

А потом перевезли меня в лагерь… название не могу вспомнить. В этот лагерь отбирали…

К. М.В который вас перевезли?

М. Ф.В который перевезли и в который этот изменник родины, власовец, генерал-то приезжал. Видимо, он и попросил, чтобы меня в этот лагерь перевели. Там уже был Прохоров, в этом лагере.

К. М.Он раньше вас туда был переведен?

М. Ф.Раньше меня.

К. М.Без объяснения: куда, зачем?

М. Ф.Они ничего не объясняли. Привезли меня туда, и я узнаю: в этот лагерь отбирают со средним и высшим образованием. Главным образом, специалистов отбирают в этот лагерь. Спрашиваю, для чего это делается, начинаю разведку. А, говорят, они проходят потом двух-трехнедельные курсы, потом их возят на германские заводы, показывают, что за промышленность немецкая, а потом отсылают в оккупированные наши области. Инспекторами училищ, учителями, в администрацию. Рангом пониже — в полицию посылают местную. И целый ряд других — то, что требуется для оккупированных областей.

К. М.Значит, сначала курсы, потом показывают германскую мощь промышленную…

М. Ф.Да, а потом отсылают туда.

К. М.Какой же это период? Лето уже?

М. Ф.Это уже были сорок второй — сорок третий годы.

К. М.Уже после Сталинграда или до?

М. Ф.После Сталинграда. В одном из лагерей я услыхал о том, что у немцев вышло со Сталинградом. Преподаватели там были бывшие русские немецкой национальности, жившие в России. Они уже являлись преподавателями на этих курсах. Приходят и начинают рассказывать то, что более или менее можно говорить, что немцам под Сталинградом очень попало, объявлен двухнедельный траур.

К. М.Это уже на курсах говорили?

М. Ф.Да, говорили на этих курсах. Я на курсы не ходил, ни на одной лекции не был. Они меня и не принуждали. Я говорю: «Я не собираюсь на оккупированную территорию ехать и поэтому мне нечего на этих курсах делать». А Прохорова я послал: «Иди, узнай, что там на этих курсах делается». Ну, там главным образом речь о новом порядке, как немец будет устанавливать новый порядок, в чем он будет заключаться.

Одновременно преподаватели, изменники наши, они так называемую трудовую партию создавали. Трудовая народная партия — так, кажется, называлась она.

При мне была отправлена только одна группа в нашу оккупированную область. Но к этому времени я связался почти со всеми слушателями, с кем можно было связаться, кто не вызывал сомнений. Было бы обидно, если наша советская молодежь пойдет не по тому пути, по которому она должна была идти.

У меня сейчас очень много писем от таких людей. Я им говорил: «На курсы идите, не вызывайте никаких подозрений, будьте активны там. Поезжайте, смотрите заводы. А как только вас переведут на нашу местность, — уходите сразу к партизанам». Таких очень много было послано людей.

Есть такой Лукин, писатель, кажется, Александр Александрович. «Чекист» его книжонка, не читали?

К. М.Нет, не читал.

М. Ф.Еще что-то он пишет.

К. М.Он был на этих курсах?

М. Ф.Нет, он здесь был, работал в штабе по партизанскому движению, и он знает, сколько людей, которых я пересылал переходило в партизанские отряды.

Забегая вперед, скажу вам. Приходит он как-то в Советский комитет ветеранов войны, подходит ко мне и говорит: «Вы не знаете генерала Лукина?» — «Знаю, — говорю, — а вам зачем?» — «Да мне хотелось с ним поговорить». Я говорю: «А что такое? Может быть, я ему передам что-нибудь?» — «Да вот я, — говорит, — работал в партизанском движении, а он, когда был в плену, посылал, и от него много людей переходило в партизанские отряды». Я говорю: «Наверное, ругали: сволочь, предатель». — «Нет, что вы, они очень хорошо о нем отзывались». Я говорю: «Ну, я ему передам». Потом через несколько дней мы с ним разговорились уже.

Большинство из тех, с которыми мы разговаривали, уходило в партизаны. А по окончании, когда сливались с Советской армией, их брали за шкирку и судили. По десять лет давали.

Потом, позднее, многим пришлось писать; они просили помочь им, чтобы снять с них судимость. Со всех, кто ко мне обращался, судимость снята.

Один раз вызвали меня в суд. Один военнопленный, мальчишка, техник-интендант 2-го ранга; отец его был работником нашего посольства в Италии, во Франции когда-то работал; мальчик этот знал немецкий, французский и итальянский языки. Хороший парнишка такой, тяжело был ранен в руку. Он был в штабе 33-й армии у Михаила Григорьевича, который, застрелился-то…