Расстались хозяева и гость вполне мирно и даже тепло, а затем… Долго ждать этого «затем» Страде не пришлось. В новом, 1969 году Всеволод Кочетов и в журнале и отдельной книгой опубликовал многотысячным тиражом роман-памфлет «Чего же ты хочешь». В нем он изобразил Витторио Страду под именем Бенито Спада как подлого ренегата, сибарита и перевертыша. Недаром он исподтишка собирал в Италии компромат на своего хозяина-венецианца, наивно поверившего в искренность и порядочность пламенного борца за торжество плюса над минусом.
Ну, а что же Витторио Страда? По натуре своей правдолюб, а по характеру тореадор, он в долгу не остался. В ответной статье назвал Кочетова Лаврентием Иосифовичем Берия и на фактах изобличил его в беспардонной лжи. И что для писателя страшнее страшного — показал стремительно растущую с годами и одновременной потерей совести бездарность сего пламенного певца секретарей райкомов и горкомов, а также простых тружеников. Именно их, людей труда, типы, подобные Страде — всякие там хлюпики в пенсне, инородцы и прочие отщепенцы, — пытаются накормить чужеземной отравой. Чего он, Кочетов, и все истинно советские люди костьми лягут, а не допустят.
Открытого, честного поединка Всеволод Кочетов не признавал. Как всегда он прибег к испытанным карательным мерам. Страда мигом попал в число особо опасных для страны Советской лиц и, естественно, стал «нежелательным элементом».
А насколько это отлучение от России было для него мучительным, говорит письмо ко мне от 5 ноября 1969 года.
«Дорогой Лев,
спасибо за твое письмо и присланные тобой книги (среди них и номера небезызвестного тебе журнала „Октябрь“). Как видишь, я по-прежнему нахожусь в центре сильнейшей полемики, чем вовсе не горжусь. Ведь хотелось бы спокойно заниматься своей работой. Интересных новостей о себе и своей семье сообщить тебе затрудняюсь. Это говорит лишь о том, что жизнь наша идет своим чередом. Поездка моя в Советский Союз при нынешней ситуации, да еще при „содействии“ журнала „Октябрь“, становится полной утопией. А нам с Кларой отчаянно хотелось погрузиться вновь в московскую жизнь и встретиться с друзьями. Что же, наберемся терпения. Так мне и надо! Впредь буду знать, как возить на отдых к морю подобных людишек!
Ну, а ты над чем работаешь? Пиши мне, не стесняясь, о всех твоих нуждах, мне будет только приятно тебе помочь, послав необходимые тебе книги. Передай самые добрые мои пожелания твоей семье.
Со всей теплотой, Витторио Страда».
К тому времени не полемика даже, а неравное противоборство убежденного сталиниста Кочетова с убежденным марксистом Страдой закончилось преданием последнего анафеме. Ведь и марксисты бывают разные — ручные и дикие, послушные и строптивые. Хочется лишь заметить, что и многие писатели-соотечественники презирали Кочетова, но, увы, и побаивались его крепко. Еще бы — он был литературным боссом, мстительным и хитрым. Легко и просто мог он обречь любого на вечное литературное забвение. Что не помешало одному поэту-сатирику и в брежневское безвременье сочинить и распространить среди друзей и знакомых такую вот эпиграмму:
Живет в Москве литературный дядя,
я имени его не назову.
Скажу одно — был праздник в Ленинграде,
когда его перевели в Москву.
Где Кочетов, добавим от себя, на короткий срок возглавил «Литературную газету», а затем журнал «Октябрь», продолживший тогда худшие традиции октябристов. Нет, мне известно, что о мертвых, а Всеволод Кочетов давно отошел в мир иной, хорошо или ничего. Только если справедливо, что без прошлого нет будущего, то как же не вспомнить о тех, кто, выражаясь языком мастерски подтасовывающего факты юдофоба Шафаревича, своей интеллигентофобией проложил дорогу нынешним чистопородным, весьма агрессивным псевдорадетелям о судьбе России.
Для истины тоже не существует срока давности.
Дошел я в своих воспоминаниях до времен почти перестроечных и крепко задумался — идти ли дальше или вернуться назад? И выбрал второе. Раз уж я решил рассказать о знаменитостях и людях с необычной судьбой, то разве можно не поведать о дорогом друге моем Примо Леви. На его долю выпали такие испытания и беды, какие и в страшном сне себе вообразить нельзя. А он не сломался, все выдержал, смог даже рассказать о том в поразительной своей книге «Человек ли это», а мне — когда я сумел наконец попасть в его родной Турин.
Состоялась же наша первая встреча летом 1968 года. Лишь тогда разрешили после долгих лет сидения в невыездных отправиться переводчиком на турнир фехтовальщиц — Трофей Мартини.
Читать дальше