— И с тобой за милую душу расправятся, если и дальше будешь охаивать наших доблестных чекистов. Ты что, спятил! Скажешь одному, другому, а третий помчится прямиком в МГБ, если уже не помчался.
— Надеюсь, первым сексотом ты все-таки не будешь, — достало у Лени сил пошутить.
— Первый ничего не видел и не слышал. Но у тебя язык без костей. Ты ведь не уймешься. Неужто не понимаешь, в какой стране живешь?
— Плевать я на них хотел, на этих псов гончих. Э нет, меня… — и осекся, сообразив наконец, что стена-то ненадежная и это всего-навсего коммуналка с пятью разными семьями.
Много позже, в послесталинском 1957 голу, пришел ко мне в Настасьинский переулок мой друг, итальянский славист Анджело Мариа Рипеллино. И прямо с порога попал в кухню, где вовсю дымились кастрюли и чайники. Уборная же была на все пять семей одна. Оглянувшись с видимым испугом вокруг, Анджело прошептал, невольно закрыв глаза:
— Лев, это что, твоя гарсоньерка? Так ведь сюда и приличную любовницу приводить стыдно. Неужели ничего получше найти не мог?
Тут в кухню вошла моя жена Муся, любезно поздоровалась с гостем и через отдельный коридорчик провела его в нашу комнату. По высоченным потолкам и камину нетрудно было догадаться, что прежде дом принадлежал богатому господину. Так оно и было — до октября семнадцатого года домом владел глава крупного банка. Пять нынешних комнат были тогда гостиной, где хозяин каждую неделю устраивал пышные приемы для именитых гостей. Садились они у мраморного камина и заводили умные разговоры о судьбе России.
Судьба владельца банка сложилась довольно удачно. Дом он сразу после революции, понятно, потерял, но сам уцелел, успев уехать за границу.
С той поры прошло добрых тридцать лет. Теперь у камина сидели не дворяне и купцы, а мы с Леней Капелюшем. Уже вполголоса он продолжал жалеть себя и проклинать полковника Мудрого — чтоб его понос прохватил и больше не отпускал!
На прощание Леонид клятвенно пообещал мне держать язык за зубами. Отныне с приятелями и друзьями он беседовать будет только о футболе, погоде и девочках.
Но вскоре о своем обещании он напрочь забыл. В кругу самых близких верных друзей стал снова почем зря честить «этих вшивых эмгебистов — развелось их на Руси видимо-невидимо».
Один из «верных» друзей донес куда надо, и через неделю Леню арестовали. После коротенького суда получил он свои десять лет «за клевету на советские карательные органы» и отбывал их в одном из сибирских лагерей.
Домой в Москву он вернулся через семь лет, уже после смерти Сталина, и был полностью реабилитирован. Блистательно окончил архитектурный институт и стал работать в архитектурной мастерской. Снова зачастил в свой любимый ресторан «Арагви».
А еще через три года умер от рака желудка. Знаю, читал, что врачи отрицают прямую связь между жизненными потрясениями и этой страшной болезнью. Все равно, убежден, что убили Леню Капелюша совместными усилиями тюрьма, лагерь и рак.
Но все это произошло уже после весьма своевременной кончины вождя народов Иосифа Виссарионовича.
Тогда же, в сталинском сорок девятом, адмирал военно-морского штаба объяснил нам, группе моряков и переводчику лейтенанту Вершинину, что мы из Москвы поедем через Прагу в столицу Италии Рим. Затем доберемся до порта Остия, а оттуда уже на корабле поплывем в Неаполь. Ясное дело — не любоваться там ночными фейерверками, а чтобы принять итальянский эсминец. Каковой Италия, проиграв по милости Бенито Муссолини войну, отдавала нам в счет репараций. После ремонта миноносцу предстояло пересечь Средиземное море и через Босфор и Дарданеллы выйти в море Черное. Конечной же целью нашего плавания была Одесса.
Через день вся наша группа получила новенькие штатские костюмы, сели мы в купе новенького поезда и поехали в Прагу. Сидим себе, беседуем чинно-мирно, и вдруг немолодой, усатый чех обращается к нам с вопросом на чистом русском языке:
— Вы что — советские военные моряки?
Вот тебе и на! Битый час нам в штабе втолковывали, что вплоть до прибытия в Рим мы являем собой делегацию торгового флота, и уже в начале пути нас «разоблачили».
— Откуда вы взяли, что военные? — со злостью спросил глава нашей группы Валентин Колесников.
— Так вы все в одинаковых чешских костюмах. Серых, двубортных, — охотно объяснил чех. — Одна такая делегация недавно в Прагу уже приезжала.
— Нет, мы люди штатские, — угрюмо отозвался мой новый приятель, старший лейтенант Петя Маслов.
Читать дальше