Леонид Шебаршин - КГБ шутит. Рассказы начальника советской разведки и его сына

Жадные, пьяные люди не оценили хороших манер. «Тебе какого хульмана надо!? Пшел вон!» – рявкнул Витя на правах хозяина банкета.

Обезьяна обиделась, очень! Она-то к людям со всей душой, а они!.. Схватив барсетку, в которой командированный Вадя Смирнов держал деньги, паспорт и билет на обратный рейс в Дели, лангур в два прыжка вскочил на голову Будды и смерил оттуда приятелей взглядом, исполненным холодного презрения.

Вместо того чтобы признать свою грубость, извиниться и вступить в переговоры с обезьяной, как подобает искушенным бойцам дипломатического фронта, наши друзья стали прыгать и скакать вокруг статуи, исторгая невыносимые проклятья и угрозы. Обезьяна спокойно выслушала двух придурков и дала понять, что сейчас откроет барсетку и предаст разорению ее содержимое.

«Отдай хоть паспорт, сволочь!» – заорал Вадя. Обезьяна хмыкнула и расстегнула молнию. Все, конец! К счастью, на сцене появился индиец, видимо, хорошо знакомый с обезьяной. Он ласково объяснил ей, что священному животному не стоит уподобляться пьяным иностранцам, которые, как ей известно, во хмелю да и в трезвом виде часто ведут себя подобно глупой скотине. Обезьяна радостно приняла от индийца банан и вернула ему сумку.

А еще я помню, как три дуры-студентки, прибывшие в Дели на практику из Москвы, обозвали старого индийского нищего «коричневой обезьяной». Старик выпрямил согбенную спину, сверкнул очами и, ткнув в их сторону указательным пальцем, сказал: «Ты – белая обезьяна, и ты – белая обезьяна, и ты тоже белая обезьяна!» Ну, и кто тут «обезьяна», в обоих случаях?

Став через много лет российским посланником в Дели, я беспощадно пресекал любые попытки сотрудников уничижительно отзываться об индийцах, которые в массе своей, несмотря на очень тяжелую, бедную жизнь, куда лучше многих моих родных белых обезьян.

Паша, второй секретарь посольства в Индии, был когда-то умным, добрым, образованным человеком. Как гласила молва, в детстве Паша свел вничью шахматную партию с великим Ботвинником во время встречи гроссмейстера с юными шахматистами в каком-то дворце пионеров.

Увы, на момент нашего знакомства благодаря ежедневным возлияниям Паша превратился в отекшего забулдыгу с невнятной речью, вяло продолжавшим дипломатическую карьеру в группе по культурным связям. Ему часто приходилось пользоваться городским телефоном, установленным в фанерной будке в коридоре посольства, для переговоров с различными индийскими культурными инстанциями. Если вы заходили в эту будку после Паши, то казалось, будто ваш далекий индийский собеседник дышит вам в ухо лютым перегаром, поскольку мембрана телефона была насквозь пропитана Пашиным выхлопом.

Паша все же был мне симпатичен, хотя я старался не иметь с ним никаких дел. До сих пор я храню к нему чувство признательности за один дивный эпизод, случившийся с ним и Аллой Борисовной Пугачевой во время Года советской культуры в Индии, кажется, в 1986 году. В Дели съехался почти весь эстрадный бомонд того времени, от звезд первой величины до самых простецких творческих групп. К примеру, недели две подряд какой-то ряженый чукча-оленевод омрачал индийскую аудиторию одним и тем же номером. Он выходил на сцену в национальном меховом прикиде, долго и нудно исполнял арию оленевода – о своей храбрости, ловкости и предусмотрительности. Индийцы были страшно далеки от хозяйственных подвигов чукотских парней, да и перевод песни был какой-то невнятный. Впрочем, будучи людьми вежливыми, они делали вид, что им эта хрень страшно нравилась.

Да, спев арию, чукча доставал из-за пояса аркан. Из-за кулис появлялся плоский олень, вырезанный из листа фанеры, и тащился на веревочке на другой конец сцены, неуместно попискивая маленькими колесиками. Чукча изящно накидывал аркан на рога оленя. Бинго! Зал ревел, чукча и олень раскланивались. И все было хорошо, пока как-то раз, слишком сильно дернув за аркан, чукча не повалил оленя на сцену тыльной стороной, замазанной какой-то бурой дрянью цвета дерьма.

Извините, я отвлекся от Аллы Борисовны. Так вот, находясь в расцвете славы, Алла сошла с трапа самолета, прибывшего в Дели из Москвы, ожидая, очевидно, увидеть толпу восторженных поклонников с цветами наперевес. Вместо этого к ней подошел сурового вида человек в черных очках, но без цветов, и, изрыгая смрад перегара, от которого дохли даже привыкшие ко всему индийские мухи, строго спросил: «Вы Алла Борисовна Пугачева? Да? Следуйте за мной!»