Ольга Черненькова - Воин и дева. Мир Николая Гумилева и Анны Ахматовой

Как-то, еще до Слепнева, они обедали на Николаевском вокзале. Тогда из Англии на короткое время в Петроград приехал Б. Анреп. Во время обеда Анна Андреевна все говорила о нем, жаловалась, что он не идет, не пишет. Гумилев не выдержал. Он ударил рукой по столу:

– Не произноси больше его имени!

Анна замолчала, но через некоторое время опять, робко:

– А можно еще сказать?

Гумилев рассмеялся:

– Ну, говори!

Пообедав, они вышли из буфета, направились к перрону. И тут в дверях возникает сам Анреп, о котором только что говорили. Борис Васильевич поздоровался, заговорил с ними. Анна Андреевна с царственным видом произнесла:

– Коля, нам пора.

И прошла дальше. Гумилев предложил пари на 100 своих рублей против одного рубля Анны Андреевны, что Анреп ждет ее у выхода. Ахматова приняла пари. И проиграла. У Николая Степановича было полное право требовать при следующей встрече (еще не здороваясь и не целуя руки):

– Давай рубль!

Нет, не были они равнодушны к соперничеству, и оба будто соревновались между собой, кто причинит больше боли супругу. Это при внешней доверительной дружбе и кажущейся широте взглядов. Чувствуется, как трудно искали они выхода из сложившегося положения, как не могли и не хотели мириться с двойственной жизнью, несмотря на все договоренности и мирные пакты.

Итак, они поехали в Слепнево встречать Рождество. Гумилеву скоро на фронт. В Слепневе с семьей он провел три дня: 25, 26 и 27 декабря. С Анной и Олей Кузьминой-Караваевой сходили на могилу Маши. Гумилев дал жене прочитать пьесу «Гондла». Анна, конечно, не могла не догадаться, что вдохновительница образа Леры вовсе не она.

Встретив с семьей Рождество, Гумилев отправился сначала в Петроград, потом на фронт. Новый год он встречал уже в окопах на Двине.

Наступил роковой 1917 год. Анна встретила его в «обетованной земле», в Слепневе, где не чувствовалась война, а вся обстановка уносила ее в XIX век, в пушкинские времена. Она вспоминала и царскосельский дом, будто знала, что в нем им жить уже не доведется. 3 января Ахматова написала об этом:

На уровне инстинкта, каких-то тончайших колебаний Ахматова передает глубинное чувство неблагополучия семейного, тревогу за ближайшее будущее. Она предсказывает судьбу дома, отобранного во время революций, и предчувствует свою бездомность. И отношения с мужем здесь тоже затронуты: героиня видит «новую хозяйку», сменившую ее. Хозяин-то, видать, прежний: он пьет вино, чтобы забыться, но все же слышит, как бывало, за тонкой стеной несуществующую или призрачную беседу героини с пришедшим гостем.

Еще в слепневском январе ей вспоминался почему-то Артур Лурье: их встреча в «Бродячей собаке», соблазн, которого «не было», железные объятия его рук. Она готовит новый сборник стихов «Белая стая», по этому поводу переписывается с М. Лозинским, редактирующим его.

Гумилев не мог писать в окопах. Он объясняет в письме к Ларисе: «Из окопов писать может только графоман, настолько все там не напоминает окопа: стульев нет, с потолка течет, на столе сидит несколько огромных крыс, которые сердито ворчат, если к ним подходишь». В середине января его посылают в Окуловку закупать сено для дивизии. Весь бурный февраль он оставался в Окуловке. Конечно же, наезжал в Петроград, останавливался у Анны, вернее у Срезневских, где она жила с конца января, вернувшись из Слепнева. Они ходили вместе завтракать в «Асторию».

Однажды Гумилев даже был арестован за то, что не отдал честь офицеру. В тот день он встречался с Ларисой Рейснер. Свидание было неудачным. Считавшая себя невестой Гумилева, Лариса, видимо, узнала о существовании еще одной «невесты», Анны Энгельгардт. По свидетельству И. Одоевцевой, Гумилев сказал как-то, что на метрессах не женятся. Пылкая девушка решила разорвать отношения. Однако он еще будет ей писать. Только теперь не Гафиз – Лери, а Гумилев – Ларисе Михайловне.

Работы по закупке фуража шли плохо. В стране транспортный коллапс, вводится карточная система, назревают серьезные волнения. Полковник, командир Гумилева, застрелился. Гумилев мечтает удрать в полк. Однако отправляется на два дня в Москву. За время службы в гусарском полку он был удостоен еще одной награды – ордена Святого Станислава III степени с мечами и бантом. Получить его он не успел.