Ольга Черненькова - Воин и дева. Мир Николая Гумилева и Анны Ахматовой

Николай Степанович уезжал 15 мая 1917 года с Финляндского вокзала. Анна провожала его. На вокзале Гумилев был оживлен, радостно взволнован. Его ожидало путешествие, новые места. Кто знает, может, скоро он будет в Африке. Но пока держал путь во Францию.

Так получилось, что последнюю ночь они провели в тех самых меблированных комнатах «Ира», в «холостяцком флэте» Гумилева. А наутро – разлука почти на год, но они еще об этом не знают.

Европа тоже охвачена пожаром войны и революций. Гумилев добирался в Лондон через Швецию и Норвегию. По дороге писал стихи. Несмотря на то что каждое четвертое английское судно гибло, потопленное немецкими подлодками, Гумилев благополучно добрался до Лондона.

Здесь по иронии судьбы он встретился с Б. Анрепом, совершенно по-приятельски. Гумилев общается с О. Хаксли, будущим автором знаменитой антиутопии «О дивный новый мир», возобновляет знакомство с английским журналистом, писателем Бехгофером, пытается изучать английский язык, но говорит со всеми по-французски. Бехгофер предложил остановиться у него.

Анреп, как и Бехгофер, служил в Русском правительственном комитете, расположенном в India Hous. Он был вхож во многие английские дома, был знаком с поэтами и художниками и вводил в эти дома Гумилева. Анреп знакомит его с леди Оттолин Моррелл, которая покровительствовала многим представителям богемы. Гумилев побывал в ее усадьбе Гарсингтон под Оскфордом. Словом, в Лондоне он был как рыба в воде. Много писал, общался. Чувствовал себя обновленным и помолодевшим лет на пятнадцать.

Между тем Анна Андреевна в революционном Петрограде готовит новый сборник стихов «Белая стая», читает корректуру, присланную ей Лозинским. В середине июня едет в Слепнево к сыну. Там она получила от мужа письмо из Англии.

21 июня он сообщал:

Дорогая Анечка, привет из Лондона, мой, Анрепа, Вадима Гарднера и Бехгофера. Не правда ли, букет имен.

Расскажу о всех по порядку. Я живу отлично, каждый день вижу кого-нибудь интересного, веселюсь, пишу стихи, устанавливаю литературные связи. Кстати, Курнос просто безызвестный графоман, но есть другие хорошие переводчики, которые займутся русской поэзией. Анреп занимает видное место в комитете и очень много возится со мной. Устраивает мне знакомства, возит по обедам, вечерам. О тебе вспоминает, но не со мной. Так, леди Моррель, дама-патронесса, у которой я провел день под Оксфордом, спрашивала, не моя ли жена та интересная, очаровательная и талантливая поэтесса, о которой ей так много говорил Анреп. Семья его в деревне, а он на службе или в кафе. Вадим Гарднер, который тоже в India Hous, проводит время исключительно в обществе третьеразрядных кокоток и презирает Лондон и все английское – этакий Верлэн.

Бехгофер (англичанин из Собаки) пригласил меня остановиться у него. Он тоже в India, недурно говорит по-русски и знакомит меня с поэтами. Но все в один голос говорят, что хороших сейчас нет и у большинства обостренные отношения. Сегодня я буду на вечере у Йетса, английского Вячеслава. Мне обещали также устроить встречу с Честертоном, которому, оказывается, за сорок и у которого около двадцати книг. Его здесь или очень любят, или очень ненавидят – но все считаются. Он пишет также и стихи, совсем хорошие.

Думаю устроить, чтобы гиперборейские издания печатались после войны в Лондоне, это будет много лучше и даже дешевле. Здесь книга прозы, 300 стр.<���аниц> 1000 экз.<���емпляров> на плотной бумаге и в переплете, стоила еще совсем недавно 500 р.<���ублей>

Ну, целую тебя и посылаю кучку стихов, если захочешь, дай их Маме, пусть печатает.

Зная, как Анне хотелось бы узнать о Борисе Васильевиче, Гумилев сообщает ей, что тот помнит о ней, говорит о ней, хоть и не с ним. Передавая слова леди Моррелл, Гумилев, конечно, хотел сделать приятное Анне не только как женщине, но и как поэту. Позже Ахматова говорила Лукницкому по поводу этого письма: «Подумайте, как Коля был благороден! Он знал, что мне будет приятно узнать о нем… (Н. С. знал, что А. А. любит Анрепа)».

К письму было приложено стихотворение «Природа» (а матери послан «Стокгольм»).

В июле Гумилев уже в Париже. Под впечатлением прибытия в Гавр написал стихотворение «Предсказание». Здесь поэт берет на себя провидческую функцию, больше свойственную Ахматовой: «Господь, помилуй наши души: / Большая нам грозит беда».