Борис Мисюк - Полвека в океане. История рыбных промыслов Дальнего Востока в рассказах, очерках, репортажах

Его награждали, и он награждал. Но… Боже, сколько этих огромных «НО» постоянно давили на плечи рыбачьи! Это равносильно тому, что спортсмену, бегуну или прыгуну взвалить на спину мешок муки, допустим, в полцентнера весом. Бегай, прыгай…

Рыба, политая потом, а то и кровью (да-да, на том же «Серышево», только позже), далеко не всегда попадала «на стол народный», как про то взахлёб краснобаяли рыбпромовские, дальрыбовские да и министерские начальники. Одно дело трепаться с амвона, а другое – организовать промысловую экспедицию так, чтобы добытую с таким трудом рыбу не пришлось снова выбрасывать за борт из-за того, что плавбазы не принимают уловы. И не по своей, конечно, вине это делают. Рыба-то, иваси-сардина, чрезвычайно нежная: даже не поднятая из неводного круга на палубу, а лишь слегка потёршаяся о сеть (вестибулярный аппарат рыб так и называется: боковая линия), уже в большинстве своём нежизнеспособна. У меня сохранилась магнитофонная запись тех лет: «Главный и самый больной вопрос промысловиков, – говорит капитан-директор «Шалвы Надибаидзе” Семашко, – отсутствие в экспедиции тарных и других материалов, необходимых для того, чтобы вести нормальный приём и обработку сардины. Пресервы из сардины – хорошая продукция, потребители по всей стране её по достоинству оценили, и промысловая обстановка позволяет полностью загрузить производственные мощности экспедиции. Но наша плавбаза, например, вообще остановилась неделю назад, не имея на борту ни единой банки, ни единой бочки для посола рыбы. Очевидно, в Приморрыбпроме и Дальрыбе велась очень плохая подготовка к промыслу. А был ведь издан хороший приказ. Но всё осталось, увы, на бумаге».

Анатолий Александрович не один год отработал на сардине и «чёрных анекдотов» может рассказать сколько угодно. Прошлую экспедицию, например, лихорадила проблема… этикеток. Банки с сардиной (спецпосол, вкуснятина!) по нескольку месяцев пролеживали бока в трюмах плавбаз, как неликвид – исключительно из-за этикеток. «Нынче жалоб на их дефицит нет. Но! – Он поднимает палец. – Проблема этикеток, как ни странно, осталась. Вот мы на «Шалве» выпускали крупную сардину, а этикетками вынуждены пользоваться для мелкой рыбы. Этикетка выпущена из двух половинок, их надо склеивать. Затем гасить реквизит, а на каждой половинке три реквизита, т. е. на одной этикетке – шесть. На борьбу с реквизитами (иначе эту титаническую работу не назову) мы мобилизовали около десятка самодеятельных художников, они вырезают трафареты, штампы. Но что можно сделать кустарным способом в условиях моря? И конечно, на базы идут рекламации от Дальрыбсбыта».

Да, не зря у рыбаков любимая песня «Позабыт, позаброшен…» И с транспортами в Южно-Курильской экспедиции вечно худо. Послушаешь капитанский час или промысловый совет – радиодрака идёт между капитанами за перегрузчик, пришедший в район лова: кому первому к его борту становиться. Капитаны не просят уже ни помидоров, ни фруктов, а просят только: дайте бочку, банку, дайте перегруз. Рыба есть, а взять не можем, хоть и научились уже ловить. На одном из капчасов Семашко сказал: «Оно, конечно, не помешали бы и помидоры, и огурцы, и картошка свежая, не сушёная. Но мы их пока не видим…”

А добытчики на капчасах своё думают: какие там огурцы, когда гоняешься за этой бешеной рыбой, что волк за козой. Обмечешь, а она в несколько секунд – шасть и ушла в «ворота»… Да, перебрали рыбаки десятки способов и остановились на самом эффективном, но опасном смертельно. Вспомнив хулиганское своё детство, смешали сухой свинцовый сурик с алюминиевой пудрой и получили взрывчатку неслабой мощи. Достаточно крошечной бутылочки из-под пенициллина, чтобы бабахнуло под водой так, что пароход вздрагивает. Зато рыба остаётся в неводе…

О да, в полном соответствии с этой пословицей толпились вокруг рыбака чиновники, «научники» и пр. и др. и т. п. бездельники. Да все ж с портфелями. То есть с кабинетами, машинами, секретаршами.

Помню, сошлись как-то в море на борту плавбазы, которой командовал Семашко, сразу несколько капитанов и флагманов, редкая сходка: погода позволила – устойчивый антициклон, штиль, солнышко. Ну и за «круглым столом», как водится, разговорились о власти-напасти, о четырёхзвенной системе управления в рыбной промышленности. В других министерствах – трёхзвенная давно, а вот у нас: База флота – огромное здание с десятками кабинетов, отделов, затем рыбпром (Камчат, Магадан, Сахалин, Хабаровск, Приморрыбпром – всё это дворцы, фаршированные мягкой мебелью, всякими интеркомами и, само собой, чиновниками, более громкоговорящими, чем там, во флотской конторе), Всесоюзное рыбопромышленное объединение, ВРПО «Дальрыба” – царский дворец в самом центре Владивостока, царедворцы-шаркуны, входишь – шапку долой, ну и наконец сам Минрыбхоз (вообще туши свет), который с маленькой буквы мы так и не научились писать, хотя его, МИНРЫБХОЗа, четвёртый год уже нет, комитетом стал! Это всё акулы-управленцы, а сколько ещё есть прилипал – всяких НИИ, КБ и пр. У них тоже – дворцы, секретарши, лимузины. И им тоже – до ноги всякие там нужды флота. Хотя, по идее (о, сколь всего у нас должно было явиться по той Идее!..) именно им надлежало «оперативно разработать и внедрить” безопасное средство отпугивания рыбы, чтобы ивасёвые косяки не сбегали из неводов. Да, и лет десять, помнится, во всех этих НИИ и ЦПКТБ говорили о «подарке рыбакам» – звуковом датчике с записью голоса охотящегося дельфина. На стадии интересных разговоров всё и осталось. Ну, может быть, кто-то там диссертацию защитил на дельфиньем голосе. А рыбаки тем временем гибли, подрываясь на самоделках. На том СРТМ «Серышево” два года спустя я своими глазами видел два тёплых ещё трупа молодых парней, тралмастеров. Они готовились к замету, готовили «адскую смесь» сурика с пудрой в трёхлитровой банке, ну и при размешивании её обыкновенной щепкой она и рванула. Воронка в бетонированной палубе была почти как от фугаса, на траулере не осталось ни одной двери…