Маргарита Неручева - Сорок лет одиночества (записки военной переводчицы)

– Невероятно! Это мой комбинезон. Тот самый, в котором я поднялся в воздух в Аугсбурге! – он ощупывал рукава и проверял молнии. – Все в порядке. Хорошая немецкая работа, полковник.

Он долго поглаживал мундир, кожаный летный шлем, комбинезон на меховой подкладке. Потом спросил:

– Скажите, полковник, что станет с этим мундиром, когда тюрьму когда-нибудь закроют?

– В соответствии с правилами, – ответил я, – его сожгут.

– Но ведь это же смешно. Зачем?

– Предполагаю, затем, чтобы его не превратили в своего рода нацистскую реликвию.

Гесс сказал, что, по его мнению, куда разумней было бы поместить его в Британский военный музей, там ведь уже находится мотор его самолета. Потом, подумав немного, он заметил:

– Наверное, вы правы. Все еще есть безумцы, которые не знают, куда девать деньги. Может, кто-нибудь и заплатил бы сегодня 50 тысяч долларов за этот мундир и комбинезон…”

Через несколько дней Бэрд решил подвергнуть Гесса еще одному испытанию: он принес рукопись будущей книги. Гесс ее охотно прочитал. 44 страницы Бэрд оставил ему на ночь.

“Наутро, – пишет Бэрд, – он протянул мне 30-ю страницу и сказал:

– Мне хотелось бы еще поговорить с вами о том отрывке, в котором речь идет о плане “Барбаросса”. Вы тут пишете: “Гитлер опасался, что Гесс может выдать план нападения на Россию. Он был одним из немногих, кто знал о готовящемся через шесть недель нападении, и у Гитлера волосы вставали дыбом от страха, что Гесс может его предать!” Вы этот отрывок вычеркнули, почему?

– Потому что, когда я писал его, мне это показалось правдой, но потом, во время нашей беседы, вы так энергично возражали, что я решил вычеркнуть это место.

Гесс уставился на меня:

– Полковник, я хотел бы, чтобы вы оставили все так, как написали.

– Вы отдаете себе отчет в том, что говорите? – спросил я. – Ведь тем самым вы признаете, что перед своим полетом в Шотландию вы знали о плане “Барбаросса”?

– Пожалуйста, полковник, оставьте все так, как вы сначала написали.

– Стало быть, вы что-то знали о плане “Барбаросса”?

– Да, знал.

– Так расскажите немного об этом.

– Не сейчас, – возразил Гесс. – С вас должно быть достаточно, что я прошу изложить этот факт так, как вы сделали это сначала, до того, как все вымарали.

С этими словами он поплелся в своих изношенных ботинках в туалет”.

Книга Бэрда вызвала поток требований освободить “старца из Шпандау”, проявить сочувствие и милосердие к “одинокому узнику” Шпандау, дать возможность вернуться в семью. К сожалению, эти требования звучали из уст некоторых высокопоставленных лиц и со страниц солидных западных газет.

Призыв к человеческим чувствам и ссылки на милосердие применительно к Рудольфу Гессу вызвали, разумеется, понятное возмущение и негодование у тех, кто еще не забыл, что представлял собой Гесс и за какие злодеяния против народов он несет ответственность. Гесс не раскаялся в содеянном, он не только был, но и по-прежнему хотел остаться лидером и кумиром всех неофашистов.

Жена Гесса Ильзе, не имея от мужа материальной поддержки с 1941 года, была вынуждена сама вести хозяйство, воспитывать и обучать сына, зарабатывать деньги различными публикациями. Она содержала пансионат на 18 коек для туристов в горах Баварии. Этот пансионат помогли ей приобрести на свои деньги родственники Риббентропа, бывшего министра иностранных дел. Свой дом она превратила в некий храм национал-социализма, изображая себя “миссионером коричневого движения”. Она собрала богатейшую библиотеку нацистской литературы и распространяла “идеологически подправленные” письма мужа из тюрьмы.

Пансионат стал местом встречи бывших нацистских функционеров, которые периодически сюда приезжали. (После выхода из тюрьмы ее навестил Ширах. – М.Н.).

Цены за проживание в пансионате были очень высокими. В письмах мужу Ильзе Гесс все время жаловалась, что ей очень тяжело. Все приходится делать самой: стоять у плиты, убираться, обслуживать туристов. Из-за нехватки денег она вынуждена была отказать сыну в поездке за рубеж, и он не смог принять участия в европейских соревнованиях по горным лыжам. Немецкая девушка, работавшая в пансионате у Ильзе Гесс, рассказывала: “Ильзе Гесс очень жестокая женщина. Слуг она держит на голодном пайке, заставляя работать по 16 часов в сутки”.

Определив сына в школу-интернат в Берхтесгардене, Ильзе Гесс установила тесный контакт с его учителями и давала им письма мужа, получаемые из тюрьмы, для обсуждения с учениками. Философия в письмах Гесса к сыну была мало понятна детям, поэтому она просила разъяснять ребятам их содержание.