Маргарита Неручева - Сорок лет одиночества (записки военной переводчицы)

В начале апреля 1971 года в новой камере – бывшей тюремной церкви – Бэрд начал беседу с Гессом о прошлом. Он все чаще подталкивал своего подопечного к мысли: не настало ли время Гессу нарушить молчание. Гесс высказал свое сомнение: он боится, что разочарует историков. К тому же многие детали он и в самом деле уже позабыл… Бэрд, однако, не сдавался. 30 августа Гесс принял важное решение: он “перед лицом истории готов подвести итоги своей жизни”.

Гесс долго размышлял над тем, стоит ли ему бесповоротно прервать свое молчание. “В глубине души, – пишет Бэрд, – Гесс понимал, что умрет в тюрьме, но вот легенды, которые распространялись о нем в прессе, переживут его. И он решил начать говорить о прошлом”.

Они условились, что будут говорить по-английски и только в тех случаях, когда Гессу окажется это трудным, он будет переходить на немецкий.

– Считали, – начал беседу Бэрд, – что вы были секретарем Гитлера в то время, когда в крепости Ландсберг он писал “Майн кампф”. Говорят даже, что вы подали ему кое-какие идеи. Насколько это соответствует правде?

– Не думаю, что я помог Гитлеру. Это было бы возможно, но не думаю, что так было, – ответил Гесс.

– После окончания Первой мировой войны вы учились у мюнхенского геополитика профессора Гаусхофера. Правда ли, что вы познакомили Гитлера с его концепциями, которые потом стали считаться одним из краеугольных камней национал-социализма?

– Насколько я помню, я не рассказывал Гитлеру об этих теориях. По всей вероятности, он сам читал что-то о геополитике, может, даже книги Гаусхофера… А что касается книги Гитлера “Майн кампф”, то это правда, что некоторые сформулированные в ней идеи, например, о жизненном пространстве, несомненно, заимствованы у профессора Гаусхофера. Гитлер использовал некоторые идеи и мысли, о которых я ему рассказывал. Гитлер – вы это должны знать – не был образованным человеком. Он взял идею Гаусхофера и приспособил ее к своим целям. Но хотя Гаусхофер даже навестил нас в Ландсберге, в книге Гитлера нет ни одного слова, которое принадлежало бы именно ему.

Бэрд спросил Гесса, что если бы ему пришлось начинать все сначала, поступал бы он точно так же? Изучал бы он геополитику и снова пошел бы за таким человеком, как Гитлер? Гесс, не колеблясь, ответил, что да, он пошел бы той же самой дорогой и кончил бы здесь, в Шпандау.

– Многие историки утверждают, что вы знали о плане “Барбаросса”. Русские до сих пор убеждены в этом. Что вы можете сказать об этом?

На сей раз Гесс долго молчал, прежде чем ответить.

– Я уже не помню, когда узнал о плане “Барбаросса”. Во всяком случае, не из-за этого я полетел в Великобританию.

Диалог прервало окончание прогулки. “Мы не спеша, – пишет Бэрд, – направились к зданию тюрьмы, по крутым вытоптанным ступеням поднялись наверх, длинным пустым коридором пошли к его камере”. Бэрд еще раз вернулся к вопросу о плане “Барбаросса”.

– И все же еще до полета в Англию вы должны были знать о том, что Гитлер намеревается напасть на Советский Союз. Русские убеждены в этом.

В глазах Гесса появилось чуть ли не отчаяние:

– Я же говорил вам, что подумаю об этом. Мне кажется, я что-то на сей счет уже написал. Вы можете все это использовать.

Потом он, порывшись в своих книгах, вытащил листок, на котором чернилами было написано: “До полета в Великобританию я не знал о намерениях Гитлера напасть на Россию. Я, однако, знал, что он не был дружелюбно настроен по отношению к Советскому Союзу”.

“Вот и все, что он захотел мне сказать по этому поводу”, – пишет Бэрд.

Несмотря на настойчивые приставания Бэрда, Гесс продолжал упрямо утверждать, что многое уже не помнит. Он, правда, подтвердил, что еще в Англии, а затем и в Нюрнберге симулировал потерю памяти, в чем, кстати, признался и перед Трибуналом, но, по его словам, в результате этой симуляции многое действительно стерлось в памяти. И Бэрд решил помочь ему, заставив его пережить сильное потрясение. Однажды, решив привести свой замысел в исполнение, он отправился в Шпандау.

“Когда я вошел, в камеру Гесса, – пишет Бэрд, – он сидел на кровати и ел салат.

– Вы не хотели бы взглянуть сегодня на свой комбинезон, в котором вы прилетели в Англию? – спросил я. Я застал его врасплох.

– Боже мой! Сейчас, теперь?

Мы отправились в тюремную каптерку, где я заранее развесил на плечиках на дверцах серо-голубой мундир капитана Люфтваффе и коричневый кожаный летный комбинезон.

Гесс обогнал меня и погладил кожу комбинезона: