Юлий Кирш - Под сапогом Вильгельма (Из записок рядового военнопленного № 4925) - 1914-1918 г.г.

На полях только кое-где пробивалась зеленая травка, деревья были еще совершенно голые. Через открытое окно волнами в вагон проникал свежий воздух.

Конвоиры оказались хорошими людьми. Рассказали нам, что везут нас на брикетную фабрику. Заговорили о войне, о новостях на фронте, спросилн,—скоро ли мир. Конвоиры уже далеко не были такими патриотами, каких мы привыкли видеть вообще. При разговоре о мире они только вздохнули и ответили, что, по всей вероятности, не так скоро.

После нескольких остановок мы слезли и пошли по направлению к фабрике Гумбольта в Валлензене.

На фабрике был как-раз обеденный перерыв. В бараке нашли мы уже ранее высланных из нашего лагеря пленных.

‘) Фабрика, где размалывается и прессуется уголь.

Они е величайшей поспешностью хлебали суп и вновь занимали очередьза добавкой. .Ели с таким увлечением, что мы за обедом и не узнали, что и какая работа нам предстоит.

Нас, как новичков, встретили довольно вежливо-. Накормили досыта супом; когда прогудел послеобеденный свисток, нас погнали на работу.

Работа была очень тяжелая. Уголь сухой, кругом все время столбом стояла пыль. Когда шел дождь, все превращалось в черную, грязь, которая очень трудно смывалась. Поэтому иемудренно, что фабричная дирекция и в мирное время любила порабощать больше пришельцев, нежели своих немецких рабочих, ибо последние были более требовательны; а на всей фабрике и в шахте было очень много недостатков, которые при более или менее организованных рабочих не были тернимы.

До нас в шахте работали немцы. Незадолго до нашего прибытия в Ганноверской провинции была проведена большая мобилизация, под которую попало большинство рабочих брикетной фабрики, как и шахтеров. Мы, пленные, как-раз должны были заменить ушедших.

Оставшиеся немецкие рабочие приняли нас приветливо. На одной работе, под одним ярмом капиталистической экеплоатации, мы стали близкими друг-другу, и не было уже врагов – немцев, русских, – была одна рабочая семья.

Весной 1915 года немецкие рабочие питались еще сносно. Во время завтраков можно было видеть у них и мясо, и масло, и колбасу, и сыр. Только к осени того же года все это стало постепенно исчезать.

По всей вероятности, мы имели самый ужасный вид, ибо немцы смотрели на нас с сожалением, и были нередко случаи, что во время завтраков они делились е нами последним куском хлеба.

И действительно, с непривычки работалось очень трудно. Ноги подкашивались от истощения и общей слабости. Рабочие-немцы, которые были с нами на одной работе, это видели и чувствовали. И с их стороны никогда не было никаких жалоб на нашу лень или невозможность сработаться с нами.

Другое дело—с мастерами, надсмотрщиками. G первых же дней мы с ними не поладили. Рабочие-немцы их боялись, и совершенно резонно, как выяснилось впоследствии; мы же просто показывали зубы и с первых же шагов стали непримиримыми врагами. Особенно в натянутых отношениях были с управляющим шахтой… Это был второй Тимме.

Вследствие общей истощенности и слабости организма, после многих месяцев и ил его-не делания в лагере, отвратительного питания, пленные, конечно, не могли в своей работе поспевать за немецкими рабочими. Мастера и надсмотрщики стали следить за нами на каждом шагу; давали нам определенное задание и обещали не принуждать, если пленные, скажем, выгонят такое-то количество вагонеток. На следующий день задание увеличивалось. В первые дни работы обещали платить отдельно за выработку и отдельно за. работу сверх установленной выработки. В следующие дни стали платить только за выработку, при чем ее изрядно увеличили. Таким нутем довели до того, что пленные выполняли ту же норму, как и цивильные немцы.

Наиболее упорных, которые прекословили, старались различными способами уломать. Так, например, за обедом и ужином кухарка наливала им только одну жидкость без единой картофелины. Во время раздачи обеда против кухарки, обыкновенно тут же, на столике, сидел управляющий, и как только к стопу подходил пленный, прежде чем наливать суп в его миеку, кухарка смотрела на управляющего; последний кивком головы указывал ей, наливать ли в миску только одну жидкость, или же подбавлять и картошку.

Подобными мерами старались обуздывать непокорных. И нельзя сказать, чтобы управляющий не достигал своей цели.

Врач нас никогда не посещал. Только когда человек умирал, из ближайшего селения привозили врача, который даже больного пленного не мог выслушивать без издевательств.