Анатолий Маляр - Записки одессита. Часть первая. Оккупация и после

Обычно, перед занятиями, школьники играли в свои незамысловатые игры — били портфелями и сумками друг друга. Я ударил своим портфелем Валю Когана. Не больно, но он успел выхватить портфель и со смехом побежал в сторону дворового туалета. Я бежал за ним, а он на моих глазах бросил портфель в кучу дерьма, и притопнул в добавок по нему ногой. Это была картина, вполне достойная кисти одесских художников, но их во дворе в нужный момент, как всегда, не оказалось. Пришлось вынуть из портфеля тетрадки, ручку с чернильницей и приткнуть их за пояс. Чернильницу пришлось носить в кармане брюк, что значительно снижало мою мобильность.

Вечерами, если мы не искали какой едой можно разжиться, то придумывали что-то «для души». Бегали недалеко возле своих дворов, и как-то нашли возле трамвайной остановки целую женскую сумку. Она, видимо, была украдена в трамвае, «очищена» и выброшена. Сумочка, по тем временам, была красивой, а насчет «идей» у нас проблем не было. Зашли в школьный двор, поочередно попыжились, и добросовестно наполнили ее до краев.

Темнело. Веселой компанией вернулись на трамвайную остановку, уселись на деревянную скамейку и «забыли» на ней сумку. Отошли к входным дверям школы № 117 и стали осторожно наблюдать.

На скамейку села пожилая женщина. Осмотрелась. Ничего подозрительного не обнаружила. Взяла поклажу, как свою, и пошла в сторону костела. Тогда был вход во двор костела со стороны Ришельевской, затем проход был застроен продолжением школы.

Во дворе женщина постучала в двери одноэтажной пристройки. Ей открыли, а мы побежали смотреть в освещенное окно этой квартиры. Женщина держала сумку в руках и что-то рассказывала своей подруге. Посовещавшись, они открыли сумочку на большом столе и склонились над ней…

Мы громко рассеялись, и пожилые женщины, поняли, что над ними подшутили «сопливые». Открыв окно, они бросили «ценную вещь» в нашу сторону. Не попали.

«Умные мысли» от безделья приходили кому-нибудь из нас постоянно. Поздно вечером уселись мы в парадной на входной лестнице, как коты вокруг кошки, и о чем-то задумались. Кто-то из нас выключил свет. Идея возникла быстрее, чем потухла лампочка. В 23.00 заканчивалась вторая смена на швейной фабрике «Молодая Гвардия». Ворота фабрики на ночь закрывались, и молодые работницы выходили на улицу мимо лестницы, на которой мы сидели. Решили выключить свет, и в темноте их напугать.

Расположились по углам, и когда женщины проходили мимо нас, закричали во все горло, кто как мог! Самым пронзительным голосом обладал Ленька, который сложился перочинным ножиком и горланил откуда-то на уровне женских колен. Одна из работниц, которая в этот момент находилась над ним, несла домой трехлитровый бутылёк с молоком. Испугавшись внезапного крика из-под ног, она инстинктивно размахнулась и ударила в то место, откуда верещал Ленька… Крик стал еще громче, но уже с нотами страдания, а звук разбитого стекла смешался с воплями обоих пострадавших.

Кто-то из наших не выдержал и включил свет. Ленька перестал кричать сразу и испуганно озираться на окруживших его женщин. Он не знал, что делать: убегать он не мог, толпа женщин была плотной, и он стоял с разбитой головой и залитый с головы до ног молоком. Глаза его бегали в поисках щели, куда можно было бы пронырнуть. Пострадавшая стояла рядом, что-то жалобно причитала и плакала из-за того, что не донесла бутылёк молока своему ребенку. Нам больше никогда не хотелось пугать молодых женщин, идущих с работы, особенно Леньке.

Вскоре в одном из цехов консервного завода начали выпускать мясные консервы. Работникам предприятия по талонам продавали отходы производства: кости и жилы. Мама научила меня варить борщ, жаркое, тушить жилы, для чего выделяла мне небольшие деньги для покупки овощей, томата, солений.

Свободного времени у нас с Ленькой было много, и мы продолжали выискивать по сараям бутылки, медные самовары — их принимали в подвалах «Утильсырья». В одном из сараев нашего двора, не открывавшимся, наверное, с довоенных времен, нашли шесть бутылок из-под воды. Они были грязными и нам пришлось их отмывать, перед тем, как отнести на Троицкую.

Продавец газированной воды долго рассматривал, щупал горлышки бутылок, потом сказал: «Я могу принять их по три рубля — на них нет этикеток». Мы посчитали свои убытки, но отдали ему бутылки по предложенной цене.

После этого Ленька вспомнил, где он видел этикетки от бутылок и повел меня в Зеленый театр. Там, справа от центрального входа, располагался небольшой деревянный павильон ресторана, в котором днем наводили порядок работавшие в нем женщины. Они отмывали бутылки и сливали воду вместе с отклеившимися этикетками на близлежащую территорию парка им. Шевченко. Собрали мы этих этикеток довольно много, просушили на солнце, потом посчитали, какой доход получим, если каждую из них приклеим на бутылку без этикетки. Каждая этикетка, по нашим подсчетам приносила два рубля чистой прибыли. Получалось очень много денег. Теперь встал вопрос, где взять столько бутылок.