Лев Тихомиров: Тени прошлого. Воспоминания

К1888 году, когда Л. А. Тихомиров пришел в правую публицистику, в ней происходила смена поколений: только что с политической сцены ушли такие крупные политические писатели, как Н. Я. Данилевский (1885), И. С. Аксаков (1886), М. Н. Катков (1887). Идя вослед, Тихомиров столь же глубоко осознавал различие в восприятии идеи Власти и государства в России и в Европе. Его протест против демократии — это протест против европеизма, разрушившего свой идеал государственной власти и навязывающего демократический принцип России, следствием которого было уничтожение национального идеала Верховной Власти русских Царей. Это протест против финансовых и гражданских «панам», виденных Л. А. Тихомировым на Западе (в частности, в его время особенно явственно во Франции), во имя яркого идеала возрожденной Самодержавной Монархии в лице Императора Александра III.

Многообразные писательские интересы Льва Александровича и глубокая вера в русскую мысль сделали его духовным наследником многих отечественных мыслителей.

В нем во всей глубине проявилась «универсальность» русского духа, проявилась возможность вбирать в себя, испытывать на себе влияния большого числа разнообразных идей, не теряя при этой идейной самобытности.

Трудно найти русского мыслителя, который хотя бы отчасти не был бы еще и историком. Вся русская мысль исторнологична. Возможно, в этом сказывалось еще и влияние Карамзина, впервые столь сильно и широко возбудившего интерес к историческим обобщениям, да и вообще интерес русских к самим себе. Поколение славянофилов и такие люди, как профессора Погодин, Шевырев, Катков, безусловно, имели опору в исторических трудах Карамзина.

Л. А. Тихомиров не был здесь исключением, напротив, его творчество стало, пожалуй, наиболее ярким воплощением историчности русской мысли. Убежденный, что психологический тип русской нации уже не одно столетие неизменен, он не считал большой опасностью включение множества иных народов и государств в русское государственное тело в процессе перерастания России в Имперскую державу.

Л. А. Тихомиров никогда не боялся влияния чужих идей на себя как мыслителя. Его гибкий и сильный ум [7] Наиболее важным и уместным здесь может быть свидетельство знавшего его лично крупного эмигрантского историка Владислава Маевского (1893–1975), судьба которого — тихомировского масштаба: доброволец в балканских войнах 1912–1913 годов, участник Первой мировой войны, эмигрант, секретарь сербского Патриарха Варнавы, преподаватель православной Свято-Владимирской духовной академии в США. «Лев Александрович, — вспоминал он, — от природы был богато одаренным, талантливым человеком, а вместе и широко начитанным, просвещенным энциклопедистом. Он с одинаковой эрудицией широко научно подготовленного человека мог обсуждать любой вопрос, особенно в области истории, права и социальной, общественной и политической жизни. Он обладал необычайной пытливостью. Колоссальной памятью и трудоспособностью. Ум его был профессорский — глубокий, холодный с бесстрастным анализом и скепсисом в отношении всего сушего, с бесконечным устремлением к правде и истине» (Маевский B. А. Революционер-монархист. Памяти Льва Тихомирова. Нови-Сад, 1934. C. 16–17). способен был, воспринимая чужое, не перешшать его бессмысленно, некритично, а переосмысливать в нужном ему ракурсе. Все, что было им изучаемо, проходило идейную переплавку и добавлялось в его систему мыслительной «специей», придававшей идеям Л. А. Тихомирова большую выразительность.

Универсальность писательства Л. А. Тихомирова имеет свои корни в философско-богословских традициях русской консервативной мысли XIX столетия; он вобрал в свой исследовательский инструментарий весь теоретический арсенал, выработанные предыдущими поколениями. Он тот мыслитель, который смог переместить наши государственные идеалы из области только лишь интуитивной и чувственной в область сознательного понимания и уяснения. Идея самобытности русского исторического Самодержавия была им возведена на уровень научно исследуемого факта человеческой истории. И после Л. А. Тихомирова русские мыслители в рассуждениях о судьбах русской государственности не могли уже обойтись без пройденного́ Л. А. Тихомировым пути (как профессор П. Е. Казанский, Н. А. Захаров, И. А. Ильин, И. Л. Солоневич или, скажем, такой эмигрантский писатель, как Н. Кусаков).

Процесс объединения разных консервативных течений русской мысли — традиций славянофильской и карамзинско-катковской — начался, пожалуй, еще с К. Н. Леонтьева, смогшего стать бойцом этих двух станов консерватизма (хотя и поздние славянофилы, вроде А. А. Киреева, и сам Катков не видели в К. Н. Леонтьеве своего последователя). В нем причудливо совмещались славянофильство в области культуры и карамзинско-катковское отношение к государству.