Сигизмунд Либрович - Император под запретом. Двадцать четыре года русской истории

Вообще в судьбе Иоанна Антоновича прусский король сыграл видную роль. По его, главным образом, проискам несчастный Иоанн в свое время был перевезен из Риги в Динабург, а затем в Раненбург, а когда во время пребывания Иоанна в Холмогорах открыт был заговор Зубарева, — причем последний намекал, что об этом заговоре знал и косвенно ему сочувствовал Фридрих II, недовольный отношением к Пруссии Елизаветы Петровны, — последняя поспешила перевезти развенчанного императора в Шлиссельбург. Таким образом, Фридрих II бесспорно в значительной мере являлся виновником той печальной участи, которая постигла Иоанна.

Петр III не удовольствовался одним лишь успокоительным ответом Фридриху на его опасения и спустя некоторое время решил лично убедиться, в каком состоянии находится его мнимый соперник, о котором говорили, что он лишен умственных способностей.

Еще раньше, будучи наследником престола, Петр хотел проникнуть в Шлиссельбург и убедиться, действительно ли там находится развенчанный император. Но тогда Елизаветой Петровной дан был шлиссельбургским надсмотрщикам строгий приказ никого не пускать к узнику, и Петру пришлось отказаться от исполнения своего намерения.

Внутренний вид каземата в Шлиссельбурге, где содержался император Иоанн Антонович.

В простых извозчичьих экипажах утром 18 марта 1762 года император Петр III отправился из Петербурга в Шлиссельбург — посмотреть своего соперника.

Поездка была обставлена строгой тайной. О ней до последнего момента никто не знал, даже близкие ко двору лица.

Государя сопровождали любимый его адъютант, генерал-адъютант барон Карл Карлович Унгерн-Штернберг, петербургский генерал-полицеймейстер, назначенный директором над всеми полициями в России, Николай Андреевич Корф, обер-шталмейстер Лев Александрович Нарышкин и тайный государев секретарь Дмитрий Васильевич Волков.

Поездке предшествовал секретный указ, данный капитану Преображенского полка князю Чурмантееву: «К колоднику имеете тотчас допустить нашего генерал-адъютанта барона Унгерна и с ним капитана Овцына, а потом и всех тех, которых помянутый Унгерн пропустить прикажет». В числе этих «всех» и был сам Петр III.

Приехав в Шлиссельбург, он тотчас велел вести себя в каземат Иоанна.

Петр застал узника, по сохранившемуся рассказу одного из участников посещения, в камере аршин в десять длиной и пять шириной, почти темной вследствие сложенных снаружи близ окон дров. Белокурые волосы низложенного императора были острижены в кружок; он был хорошо сложен, цвет лица его был матово-бледный, руки поражали своей белизной. Он нимало не испугался при виде императора и его офицеров, а на все вопросы о желаниях давал один ответ: «Больше света», вероятно, досадуя на склад дров пред окнами. На вопрос, знает ли он, кто он, ответил, что знает, и назвал себя Иоанном Антоновичем, хотя содержался под именем Григория.

Когда Петр III спросил его, почему он воображает себя бывшим императором и кто внушил ему эту мысль, узник ответил, что знает об этом от своих родителей и от солдат.

В разговоре Петр упомянул про Н. А. Корфа, которому поручено было перевезти Брауншвейгское семейство из Раненбурга в Соловецк. Иоанн вспомнил Корфа и сказал, что тот обходился с ним хорошо. При этом воспоминании старик Корф, присутствовавший тут же, прослезился.

Когда узнику были переданы подарки: часы, табакерка и шелковый шлафрок, он положил их под подушку. Постель его была простая, но он содержал ее опрятно. На вопрос, что он знает о своих родителях, ответил, что помнит их и т. д.

По другим же сведениям, речь его была бессвязна и дика. Он говорил, что он не тот, за кого его принимают, что государь Иоанн давно взят на небо и т. д. По тем и другим сообщениям, умственные способности узника были расстроены и он совершенно не способен был мыслить.

Один только капитан Овцын, долгое время бывший при узнике, сомневался, «воистину ль он в уме помешался и не притворничествует», потому что «обо всем говорит порядочно», приводя места из Евангелия, Апостолов и прочих книг, что свидетельствовало, что он умел читать и читал священные книги, хотя в инструкции, данной при императрице Елизавете капитану Миллеру, запрещено было учить его грамоте. Несомненно одно: Иоанн был косноязычен, а жизнь, проведенная в одиночестве, вдали от света и людей, не могла не оставить следов на его умственном развитии.