Анна Красноперко - Письма моей памяти

Отвечаю, что пришла после погрома, что мы здесь жили…

— Armes Kind [14] — Бедное дитя. ,— говорит немец и спрашивает, где я выучила немецкий язык.

Я скоренько отвечаю, что мы изучали немецкий в школе, что я пришла взять вещи. Немец бросает мне чужие вещи, приказывает, чтобы я взяла их с собой. Я говорю, что чужое мне не нужно.

Немец спрашивает, чья это аптечка на стене. Отвечаю, что мамина.

— Ist deine Mutter Arzt? [15] — Твоя мать врач?

Киваю головой. Он осматривает аптечку.

— Arme Apotheke [16] — Небогатая аптечка. .

Второй немец все время молчит.

С улицы доносится шум. За окнами толпа.

— Räuber [17] — Мародеры. ,— немец объясняет напарнику, что это пришли грабить вещи погибших.

Мне он позволил взять необходимое.

Неужели отпустят? Не верю всему, что происходит. Накидываю пальто, хватаю торбочку с продуктами. Выхожу. Немцы идут сзади. Одна мысль пульсирует в висках:

«Теперь расстреляют…»

Слышу выстрел. Он прогремел там, где мама с сестренкой. Кидаюсь туда. Мама держится за окровавленную руку и клонится, не может стоять. Мы подхватываем ее. Надо спасаться…

Мы в котельной инфекционной больницы. Пришли к маминому довоенному знакомому, доктору Кулику. Он сделал маме перевязку. Хорошо, что рана несерьезная. Но мама такая слабая от голода, от пережитого. Все время плачет по бабуле.

Нет бабушки, нет маминой мамы. Нельзя без боли вспоминать ее вылинявшие глаза, седые космочки волос, руки со вздутыми венами. Руки рабочего человека.

Боюсь за маму, чтоб совсем не ослабла, не свалилась.

— Пусть бы и она вместе с нами бежала,— в отчаянии вспоминает мама и горестно, тоненько, как дитя, плачет.

Но бабушка с ее распухшими ногами не могла бежать. Вообще то, что мы вырвались, невероятная случайность. Если б не эта сельская подвода, мы бы ни за что не спаслись.

Доктор Кулик ищет нам пристанище. А в котельной так хорошо, так тепло. Но к нему все время приходят какие-то люди. Кажется, мы мешаем ему. По-моему, здесь был человек из города, белорус или русский. Светловолосый, светлоглазый.

…Доктор Кулик нашел нам пристанище — в Слободском переулке. Несколько дней нужно подождать. Ночуем в тайном укрытии — у маминого друга доктора Красносельского. Он живет рядом с Юбилейным рынком, около юденрата. Тут же неподалеку живет режиссер Михаил Зоров — гордость белорусского театра.

Еще висят в городе афиши с названием спектакля «Последние», который он поставил в белорусском театре. Я была на премьере. Счастливое воспоминание из былой жизни! Михаил Зоров все расспрашивает маму, Инну, меня, как мы бежали из колонны.

…Уже известно, где расстреляли ту колонну. В ней погибла и наша бабушка. В Тучинке…

Еще одно немецкое слово у всех на устах: «Фахарбайтер». Оно означает — квалифицированный рабочий. К ним относятся портные, сапожники, каменщики, плотники и т. д. Одним словом, люди, имеющие рабочую профессию. Немцы выдают им на работе дополнительный паек. Пошли слухи, что их не будут расстреливать. Люди интеллигентных профессий начали думать, вспоминать, что они умеют делать, чтобы выдать себя за «фахарбайтеров».

Маленький Ромка подбегает к проволоке.

Он ждет колонну, в которой должна быть его мама. Мама принесет что-нибудь поесть. Ромка погрыз уже угол печки. Но это не насытило его.

Наконец, вот она, мамина колонна! В ней впереди тети Фаина и Юля. А вон и мама… Она издалека машет ему рукой. Может, хлеб несет? Ромка не выдерживает, бежит к ней по ту сторону проволоки. Он уже совсем около мамы. Но кто-то сзади хватает его.

— Не стреляй! — разрывает воздух дикий женский голос. Голос Ромкиной мамы.

Немец не стреляет. Он выкручивает мальчику руки. И они безжизненно, как у куклы, повисают.

— Бежим к доктору, к Ситерману. Он что-нибудь сделает, поможет,— говорит тетя Фаина.

…Профессора дома нет. Немцы погнали его чистить уборную.

Конец января.

Утром в колоннах, которые вели по Московской улице, видели невероятное. Вся улица была в трупах. Это военнопленные. Они были голые, босые. Фашисты вывели их в такой мороз, расстреляли. Говорят, что и на Советской улице то же самое.

Где наш папа? Только бы не в плену! Только бы не в плену…

В Слободском переулке у нас новые знакомые. Девочки — Броня и Лена Гольдман. У их мамы Нехамы Самойловны есть подруга Ванда Иосифовна Опарина. Они дружат с детства.