«Дэвид мог проводить часы, нанося точки на стену, и, вероятно, это и есть та причина, по которой после “Дюны” он больше не хотел браться ни за какой крупный фильм, – рассказал Де Лаурентис. – Однажды мы были в пустыне в Хуаресе с двумя сотнями человек из массовки, одетыми в резиновые костюмы. Люди падали в обморок, команда была большой, и мы проделали внушительные усилия, чтобы добраться до пустыни, а он снимал крупным планом глаз одного из главных актеров! Я воскликнул: “Дэвид! Мы и на сцене сможем это сделать! Мы все построим, и будешь снимать!” Он уже тогда был достаточно умен, чтобы понять, что детали – часть одного всеобъемлющего видения, и он с тех пор делал фильмы в соответствии с этим правилом».
Работа над «Дюной» была для Дэвида скачком вперед, и Стинг вспоминал: «Меня поразил момент, когла Дэвид перестал делать маленькое черно-белое кино, и перешел на огромные экраны. Его хладнокровие меня впечатляло. У меня никогда не возникало ощущения, что он ошарашен, и все его любили. Он всегда оставался обалденным».
Дженнифер Линч пробыла на съемках несколько недель – ее на несколько людей посадили работать над тем, чтобы управлять левой рукой и нижней челюстью Гильд-навигатора. «Помню, каким масштабным было производство, – вспоминает она. – Возможно, тогда я впервые почувствовала, что папа ощущает непомерный масштаб чего-то. Столько денег, столько людей…»
Линч не был бы сам собой без игры, и его личная жизнь в этот период становилась невероятно сложной; именно тогда на сцену вышла Ив Брандстейн. Уроженка Чехословакии, Брандстейн выросла в Бронксе, а в конце 70-х переехала в Лос-Анджелес и стала работать в компании Нормана Лира – она была режиссером по кастингу. В 1983 году она приехала на каникулы в Пуэрто-Вальярта к своей подруге Клаудии Бекер, которая занималась подбором актеров в Мексике для «Дюны».
«Однажды ночью Клаудия сказала: “Давай поедем на выставку в Галерее Уно”. По какой-то причине я не знала, чьи работы выставляются, и когда я приехала туда, мы с Дэвидом увидели друг друга с разных концов зала. Я тогда все еще не поняла, кто он. После открытия мы с друзьями пошли в бар под названием “Карлос О’Брайанс”, и пока мы сидели там, пришел Дэвид со своей компанией и сел со мной. Остаток ночи прошел волшебно, мы всю ночь гуляли по морскому побережью и разговаривали. На следующее утро я должна была вернуться в Лос-Анджелес, а он – в Мехико, и мы столкнулись в аэропорту. Его рейс был внутренним, а мой – международным, так что мы находились в разных зонах и между нами был занавес. Мы оба шагнули к занавесу и поцеловались. Вот как все и началось»[6].
Одной из экстраординарных способностей Линча был талант фокусироваться на непосредственно поставленной задачей, и весь полет от Пуэрто-Вальярта до Мехико его мысли занимала только «Дюна». «Дэвид работал над “Дюной” так же, как и над всем остальным – он совершенствовал каждую деталь, – вспоминал Маклахлен. – Начиная от оружия и формы и заканчивая цветами и абстрактными формами, рука Дэвида коснулась оформления и эффектов для всех сцен. Его художественное чутье ни на минуту его не покидало».
«С марта по сентябрь 1983 года я был в Мексике и замечательно провел время, – добавил Маклахлен. – Я останавливался в доме в Койоакане, и кто-то постоянно устраивал вечеринки. Семья Де Лаурентисов часто приглашала на ужин к себе домой, и я всегда приходил». На съемочной площадке «Дюны» всегда кипела жизнь; это был изнурительный фильм, и люди, работавшие над ним, буквально закипали. «На площадке царило безумие», – вспоминал Стинг. «Меня окружали великие актеры, и я был просто рок-звездой, которая отлично проводила время».
Мэри Фиск знала, что Линч находился в среде, непривычной для него. Он режиссировал первый высокобюджетный голливудский фильм – непростое дело как на площадке, так и вне ее. «Первое время после нашей свадьбы Дэвид был Мистером Идеалом. Он не курил и не ругался, но Раффаелла была любительницей вечеринок. Однажды я позвонила ему, а они пил гимлеты с водкой, и это меня шокировало. Собралась большая компания, и думаю, он начал веселиться с ними. Ему нравился отель, где он жил, он постоянно работал и жил в пузыре».
Мастер многозадачности, Линч постоянно делал несколько вещей одновременно, и в Мехико он создал новые наборы: «Собери курицу» и «Собери утку» (который не получился, так как фотография вышла размытой); инструкции по сборке курицы были написаны на английском и испанском. Во время работы над фильмом он успел поработать над комиксом из четырех фреймов «Самая злая собака на свете». На картинках изображена воющая собака на привязи, которая натягивает свою цепь. Комикс появлялся еженедельно в газете L. A. Reader, а затем на протяжении девяти лет в L. A. Weekly. Картинка не менялась, но каждый понедельник Линч придумывал новые надписи в облачках с репликами. «В основе юмора комикса лежит бедственное состояние людей – их вечное несчастье и недовольство», – объяснил Линч. «Юмор заключен в борьбе с невежеством, но я также считаю героическим то, как люди двигаются вперед несмотря на отчаяние, которое они часто чувствуют».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу