Дэвид Линч - Комната снов. Автобиография Дэвида Линча

С этой маской дело у Такера пошло гораздо быстрее, но все-таки ему не хватало скорости. Создание грима для одной лишь головы заняло восемь недель и потребовало пятнадцать различных накладывающихся друг на друга частей, сделанных из мягкого пенопласта; каждый кусок можно было использовать лишь один раз, и Такер каждый день готовил новые в печи. На то, чтобы наложить такой грим, уходило семь часов, и Херт работал через день. Он приезжал на студию в 5 часов утра и сидел семь часов, пока его гримировали. Он не мог есть, лишь изредка попивал через трубочку коктейль из сырого яйца, смешанного с апельсиновым соком, а затем выходил на площадку с полудня до десяти вечера.

К счастью, актеры и группа не смеялись, когда впервые увидели грим. Херт вспоминал: «Можно было слышать, как падает булавка, и это придало Дэвиду – который был тогда очень молодым режиссером – уверенности. В тот момент мы поняли, что у нас получилось»[5].

Начавшиеся в сентябре 1979 года съемки продолжались все Рождество и заняли начало 1980 года. Линч хотел огромный холст для работы, и он снимал фильм для большого экрана, как вестерны и эпические фильмы. Атмосфера Лондона после индустриальной революции странная и привлекательная как в «Голове-ластике», так и в «Ронни-ракете»: и там, и там есть дым и копоть – среда, которой Линч блестяще манипулирует для достижения драматического эффекта. Оператором фильма был Фредди Фрэнсис, дважды удостоившийся премии «Оскар» и сыгравший центральную роль в определении того, как выглядело британское кино новой волны того периода. Широкоэкранный формат, который выбрал Линч, оставил для Фрэнсиса простор для игры со светом и тенью.

Большая часть истории Меррика происходит в Королевской больнице в Лондоне, где он проводит последние годы своей жизни. Снимать непосредственно там было невозможно – это действующее медицинское учреждение; более того, к 1979 году здание лишилось элементов, свойственных викторианской архитектуре. Вместо этого картину снимали в Восточном госпитале в Хомертоне, основанном в 1867 году. Когда сюда приехал Линч, он практически прекратил работу (окончательное закрытие произошло в 1982 году, а вскоре после этого здание снесли). В госпитале было множество палат, которые не использовались, и они идеально совпадали с представлениями режиссера о Королевской больнице викторианской эпохи. Несколько сцен было снято в районе Лондона Ист-Энд, где располагались самый убогие трущобы викторианского времени. Когда Линч вел съемки, там даже еще сохранились короткие полосы убитой мостовой того периода, но сейчас их давно уже нет. Линч говорил, что в Англии после 1980 года снять «Человека-слона» уже было бы невозможно. Он приехал туда как раз вовремя.

Линчу был по душе хрупкий блестящий мир больниц – с газовыми лампами, чугунными каминами, лакированными полами и изящными декоративными элементами из дерева. Вкупе с темнотой и грязью викторианских фабрик это создавало эстетику, безупречно ему подходящую. «Съемочной группе потребовалось время, чтобы приспособиться к его видению. «Первым требованием Дэвида было затемнить все, – рассказал Сэнгер. – Боб Картрайт, художник-постановщик от Стюарта Крейга, говорил: “Мы делаем эту работу и сами ничего не видим”. У Дэвида были очень четкие идеи касательно того, что он хотел, и когда он делал какой-либо выбор, то знал, каким получится результат».

«Дэвид всегда был лидером и авторитетом на съемочной площадке, – вспоминал Брукс. – Но за всем этим фасадом таился ребенок, который восторженно думал: “Ура! Мы делаем кино!” Он вел себя как взрослый, но фильмы снимал его внутренний ребенок».

На съемках «Человека-слона» Линч показал, что он настоящий режиссер, и что он хорошо сработался с опытными актерами, которые снимались в классическом кино. Игра Хопкинса – вне сомнения, одна из лучших в его карьере. «Есть сцена, где глаза Энтони Хопкинса наливаются слезами, и одна большая слеза срывается и падает – Дэвид смог поймать нужный угол и свет, чтобы это передать – просто поймал, – рассказал Брукс. – Дэвид мгновенно завоевывал симпатию, но были и моменты волнений. Джон Херт всегда его поддерживал, а Джон Гилгуд и Уэнди Хиллер были настоящими профессионалами. Если ты рядовой в армии, и мимо тебя проходит офицер, то ты отдаешь честь; Дэвид был их офицером. Энтони Хопкинс не добивался собственного увольнения напрямую, он лишь жаловался и говорил: “Не думаю, что у него есть полное понимание того, что здесь требуется сделать”».