Он положил письмо в карман своего пиджака. Когда мы подошли к скалам, я оставила свой халат рядом с его одеждой. Мы побежали в воду.
— Вы не умеете плавать? — спросил меня Ф. П., видя мои неловкие движения.
— Немного умею,— сказала я,— но у меня еще болит нога.
Из вежливости они плавали рядом со мной. Как бы для того, чтобы дать им предлог освободиться от меня, я предложила состязание в плавании.
— Я буду судьей,— сказала я.
Целью мы выбрали маленький остров, видневшийся перед нами. Море было спокойное, солнце стояло в зените. Когда пловцы проплыли половину дистанции, я присела возле одежды и увидела уголок письма, высовывавшийся из кармана пиджака. Не знаю почему, но я вынула письмо, положила в свою сумочку, а конверт сунула обратно.
Пловцы были далёко и не могли видеть, что я делаю.
Швейцарец выиграл, и в качестве приза я обещала ему сделать маленький подарок. После купанья мы направились в город.
Было условлено, что оба друга Ф. П. зайдут за мной после полудня и мы поедем кататься на ялике.
Вернувшись к себе, я развернула письмо и прочитала:
«Двое детей больны. Все сделано для ухода за ними. Сегодня вечером в 4 часа, Гендей. Викторина Ф.».
Это, конечно, был условный текст. Но подпись могла что-нибудь дать моим начальникам.
Я вложила в конверт, адресованный капитану Ляду (моей «сестре Делорм»), письмо Ф. П., добавила несколько пояснительных слов и позвонила барону.
— Я хочу поехать в Ирун,— сказала я,— опустить письмо маме. Оно, может быть,. успеет уйти с парижским скорым.
Как всегда из предосторожности я пригласила барона сопровождать меня; он согласился.
В пути я сказала ему, что после полудня собираюсь совершить морскую прогулку с одним французом-дезертиром и швейцарцем.
— Быть может, они вам пригодятся,— сказала я.— Хотите, я прощупаю почву?
— Нет, воздержитесь. Я не могу использовать французов-дезертиров, ведь они не могут вернуться во Францию.
Меня тревожило нехорошее предчувствие. Мне все больше казалось, что за этой морской прогулкой что-то скрывается. Слишком усердно Ф. П. старался окружить меня подозрительными друзьями.
Поведение барона тоже повергло меня в недоумение. Почему он просил меня в казино избегать человека, сидевшего за столом? Несомненно, у него были основания для этого.
Мне очень хотелось покататься по морю. И все-таки я колебалась. Была ли это интуиция или результат того, что, украв письмо, я боялась возмездия?
Быть может, эти люди были совсем не те, которых надо опасаться, а письмо, возможно, было от семьи Ф. П.?
Оставив Мину в отеле, я пошла на свидание. На мне был плащ, под ним купальный костюм. Для предосторожности положила в сумочку револьвер.
Оба знакомых пришли на условленное место без опоздания. Они старались держаться естественно. Мы поехали на другую сторону горы к маленькому заливчику, где нас дожидался ялик.
— Как жаль, что вы не умеете плавать, ведь эти маленькие гоночные лодки легко переворачиваются; во всяком случае не теряйте мужества, что бы ни случилось.
Слова их звучали дружески.
— Не будем слишком затягивать нашу прогулку, лучше в другой раз покатаемся подольше,— попросила я.— Мне нужно вернуться к шестичасовому чаю.
— Вернетесь,— заверил меня швейцарец.
Наш ялик шел по тихой воде в спокойной гавани Сан-Себастьяна.
Сначала разговор не клеился, но, когда мы отплыли от берега на большое расстояние, мои спутники стали разговорчивее. Они упомянули о бароне.
— Это ваш друг? — спросил швейцарец.
Они задали мне несколько вопросов. Я не знала, что им отвечать, но они были настойчивы. Из некоторых фраз я поняла, что они знали фон Крона при других обстоятельствах и находились на жалованье у посла или фон Калле.
Действовали они явно по плану. Впрочем, француз сам цинично предупредил меня:
— Будьте осторожны, держитесь, море глубокое, есть и ямы.
Я не могла рассчитывать ни на чью помощь.
Я отвечала короткими флегматичными репликами, избегая нежелательных расспросов. Медленно, стараясь не привлечь внимания, я протянула руку к своей купальной сумке, чтобы достать револьвер и защищаться. Но француз был начеку:
— Прочь лапки, девчонка!.. Ты недостаточно умна, чтобы нас провести...
Он крепко схватил меня за руку, выхватил из сумочки револьвер и, забавляясь, стал подбрасывать его на руке. Я схватилась за борт ялика. Он плохо удерживал равновесие, и малейшее движение сильно раскачивало его.
Ялик плыл в открытом море. Мгновенно оценив обстановку, я резко бросилась в воду. И тут я почувствовала — я даже не сразу поняла это,— что пуля оцарапала мне плечо. Ощущение такое, как от укола.
Читать дальше