Яков Цукерник - Житие святого Северина

— Какое?

— Сам увидишь. Не об этом сейчас речь, а о твоём народе. Запомни: кровь притягивает кровь. С кровью кафоликов-норикцев ругам нечего и думать о приходе в Италию. Готы могут себе такое позволить — они безмерно сильны и не страшатся возмездия, а ругам нужно думать об этом. А в Италии треть вашего народа…

Они сами ушли от нас, учитель! Они перестали быть ругами. Это не наш народ!

— Не твой и не твоего отца и дяди — сейчас. Но — руги по крови, языку, обычаям. Такими ушли они туда и таковы пока что. Они не могли остаться: земли в Ругиланде нехватало на разраставшийся народ, а на нашем берегу они притянули бы готский удар: Данубий прикрывает Ругиланд, а у нас прикрытие одно — угроза из Ругиланда. Разросшаяся крона дуба точно так же притягивает молнию… В Италии не было Одоакра, была империя, куда руги ещё после Недао хотели уйти и стать федератами. Эти — стали. В чём же их вина? Одоакр дал им землю и они ему благодарны. Было бы нелепым и бесчестным, если бы они не служили ему за это. А племя далеко и связь с ним утрачена… Судьба отделила их от вас забором. Но пока что это деревянный забор, а не каменная стена. Он ещё может рухнуть. Всё дело в Одоакре, а он не вечен, особенно если учесть приближение готов…

— Они же ещё не двинулись в Италию.

— Но двинутся непременно. Руги — не готы. Они никогда не были запевалами в хоре народов. Но и от вторых и третьих голосов зависит песня. Станешь родичем Теодериха — он будет рассчитывать и на твой голос, на голоса ругов. И твой голос должен звучать как голос всего народа. До поры голосом ругов был твой отец, а щитом и мечом был дядя. Но когда его не станет…

— Почему не станет, учитель? Что он сделает? Скажи мне, и я его удержу. Ведь нет руга чище и храбрее, чем он…

— Никого он не послушает, и меня тоже. Он вступает на неверный путь и он обречён. И тебе быть после него щитом и мечом ругов. Прежде всего именно щитом, ибо поднявший меч — рано или поздно от меча и погибнет. Погибла даже империя римлян, а не было большей силы на свете. Будь счастлив, а в несчастье думай не о себе, а о своём народе, и о других никогда не забывай — тогда и они о тебе вспомнят в трудную для тебя и твоего народа пору. Я не могу предсказать твоё будущее, но сделал всё возможное, чтобы оно не было беспросветным. Если мои желания будут услышаны Небесным Судией, то ты, уходя из жизни будешь спокоен за своих, а нет большей награды для вождя народа. Иди, да будет на тебе благословение Божие. Отныне ты становишься силой, влияющей на ту или иную чашу весов. Пусть твоя сила всегда ложится на нужную чашу… Прощай, мальчик! У меня не было детей, но среди духовных детей моих ты был один из любимейших. Счастья тебе! Иди!..

— Разве ты не позволишь быть с тобой в день ухода?

— Нет. И когда подумаешь, то поймёшь, почему не позволяю. В этом мире мы видимся последний раз. Но я надеюсь, что ты захочешь увидеть меня в ином, вечном мире…

— Захочу и увижу, учитель! Прощай!

Ни к матери, ни к отцу, ни к дяде Фердеруху не было у Фредерика такой любви, как к этому человеку. И вот нет святого, а дядя на исходе второй недели после смерти его ограбил дочиста не только десятинные склады, но и весь монастырь. И это дядя, который всегда ценил только жизни своих воинов, да коней и оружие! Что с ним случилось? Хорошо ещё, что не восстали римляне (но почему они не восстали?! Непонятно…), а то страшно подумать, сколько было бы крови и чем это кончилось бы для ругов… Но раз «страшно» — значит, я обязан думать… Но как ни прикидывать все возможности, вспоминая рассуждения учителя, видно только безмерное ослабление ругов. Но если это вижу я, то как не увидел дядя?! Верно сказано, что если кого Господь захочет погубить, то сперва лишает разума… А вдруг дядя задумал такое, чего и святой не знал? Ведь вот уже четвёртая неделя истекает, а он как ограбил монастырь, так и исчез для всех со своей дружиной. И раньше никто не знал, где его искать, кроме его доверенных людей — он всю жизнь, как воином стал, жил как в походе, метался с заставы на заставу, двух ночей в одном месте не спал. Никто не знал, где он, а он как чутьём угадывал — где в нем нужда, и появлялся, и побеждал… И святой тоже так узнавал, но он-то от Бога был наделён, а дядя?.. Не от Дьявола ли? Нет! Не может быть! И святой сказал бы мне, а он ни словом не помянул Сатану, только сказал, что тропа дяди неверная… Что же будет с дядей и со всеми ругами? И что делать мне? Учитель! Ты не слышишь меня с небес… Отзовись!