Игорь Ротарь - Войны распавшейся империи. От Горбачева до Путина [калибрятина]

точка зрения небеспочвенна. Но, конечно же, это была не единственная причина. В словах

Лабазанова, что сепаратистов должны победить сами чеченцы, несомненно, есть доля истины.

Против российских войск «работали» и неоправданные жертвы среди мирного населения,

возмущавшие не только местных жителей, но и работающих в Чечне журналистов. В результате

практически все материалы из Чечни содержали резкую критику федералов, общественное

мнение подготовили к необходимости вывода войск.

В чем-то ситуация вокруг Чечни напоминала страсти в американском обществе во время

военной кампании во Вьетнаме: резкая критика военных в прессе, недовольство левых,

устраивающих многочисленные пацифистские демонстрации, по сути предопределили

поражение Белого дома в этой войне.

Увы, лучше после ухода российской армии не стало. В Чечне начали строить исламское

государство, по степени «суровости», напоминавшее талибский Афганистан.

В республике был принят новый уголовный кодекс Чечни-Ичкерии, практически

неотличимый от аналогичного свода законов Судана, одного из наиболее ортодоксальных

государств исламского мира. Президентским указом в школах в обязательном порядке были

введены предметы «Законы ислама» и арабский язык (впрочем, из-за резкой нехватки

преподавателей арабского языка ему учили лишь в немногих школах). Категорически была

запрещена продажа спиртного, перестали функционировать светские суды, преступников стали

судить по законам шариата. Так же как и в Иране, автобусы в Чечне были поделены на две

«половины» – мужскую и женскую.

На телевидении была введена «нравственная цензура». Иногда дело доходило до курьезов.

Так, однажды я смотрел в Грозном по телевизору футбольный матч, транслирующийся из

Москвы. Когда футболисты забили гол и стали обниматься, то на экране немедленно появилась

«заставка» – на чеченском телевидении сочли эту сцену недопустимой с точки зрения

мусульманской морали.

В республике ввели публичные телесные наказания и даже казни. Когда я пришел в

шариатский суд, то там было достаточно многолюдно. Среди посетителей был даже русский

парень, которому не заплатили за работу.

«К порке за воровство и пьянство мы приговариваем довольно часто, а вот дел о

прелюбодеянии пока не было!» – с видимым сожалением сказал мне бородатый судья. Этому

человеку явно хотелось приговорить кого-нибудь к забиванию камнями.

Камнями в Чечне действительно не забивали, а вот публичные расстрелы периодически

устраивали. «Когда снимал расстрел, то ноги тряслись. А вот народу, похоже, нравилось. Люди

реагировали на автоматную очередь, как на гол на стадионе!» – рассказывал мне знакомый

грозненский оператор.

«Европейские законы для чеченской натуры противоестественны. Они многими не

воспринимаются, а потому и нарушаются. Нам нужны такие законы, которые понимает и

уважает народ. Для нас это шариат. Поэтому пугаться ислама не надо. Иначе мы получим

неуправляемую вооруженную массу, что создаст много проблем для всех, в том числе и для

России», – убеждал меня в 1996 году тогдашний министр иностранных дел Чечни-Ичкерии

Мовлади Удугов.

Увы, справиться с «вооруженной массой» не удавалось и при помощи шариата. Если бы

Чечня была просто одиозным исламским государством, то это Кремль бы еще мог «проглотить».

Но беда заключалась в том, что новое независимое государство стало настоящей бандитской

вольницей, существующей лишь за счет хищений нефти, набегов на российскую территорию и

торговли заложниками.

По оценкам специалистов, на одного заложника приходилось пять охранников, еще столько

же людей осуществляли захват «товара», и столько же оказывали посреднические услуги. До

начала новой российской военной кампании в Чечне на территории республики содержалось

около 1000 заложников, то есть в работорговле участвовали около 15 тысяч человек, что

составляло около 1,5 % мужского населения республики. Если же учесть, что, как правило, жены

и дети преступников знали, чем занимается глава их семьи, то число людей, косвенно связанных

с работорговлей, получается и вовсе фантастическим.

Экономика Чечни лежала в руинах, а восстанавливать ее никто и не собирался.