Франсуа Шатобриан - Замогильные записки

Как историк своего времени Шатобриан незаменим, потому что своеобразен. Но все-таки главная заслуга автора «Замогильных записок» не просто в ценности его исторических свидетельств. Главное — в том, что автобиографическая книга Шатобриана показывает, как работает индивидуальная человеческая память, находящаяся в постоянном взаимодействии с памятью всей человеческой культуры, как индивидуальное создание осваивает и творчески преобразует не только впечатления сиюминутного бытия, но и. все прошлое мировой истории.

Новейший исследователь подчеркивает, что в своем «замогильном» рассказе Шатобриан как бы путешествует по царству мертвых (наподобие Одиссея или Энея); недаром в главах о революционном Париже деятели Революции сравниваются с душами на берегу Леты [15] [15] Berchet J.-Cl. Préface // Chateaubriand. Mémoires d’outre-tombe. P., 1989. T. 1. P. 796–797. . Шатобриан «умерщвляет» себя, чтобы оживить прошлое. Это сознательное воскрешение того, что писатель XX века Марсель Пруст назвал «утраченным временем», — главный вклад Шатобриана в мировую словесность.

Поскольку мне не дано заранее знать час моей кончины, поскольку в мои лета каждый дарованный человеку день есть милость, или, вернее, кара, мне необходимо объясниться.

4 сентября мне исполнится семьдесят восемь лет: пришла пора покинуть этот мир, который покидает меня и с которым я расстаюсь без сожаления.

«Записки», открывающиеся этим предисловием, поделены на части, соответствующие основным вехам моей жизни.

Увы, нужда, которая вечно держала меня за глотку, принудила меня продать мои «Записки». Никто не в силах постичь, сколько я выстрадал оттого, что решился заложить собственную могилу; но, чтобы не нарушить своих клятв и не отклониться от избранного пути, я обязан был принести эту — последнюю — жертву. Я, быть может, по малодушию, привязался к этим «Запискам» и вижу в них наперсника, с которым мне больно расставаться; я намеревался завещать их г‑же де Шатобриан и предоставить ей либо обнародовать их, либо уничтожить — сегодня мне, как никогда, мила эта вторая возможность.

Ах! если бы перед смертью мне удалось найти богача, который поверил бы в меня, выкупил акции Общества [17] [17] …акции Общества… См. во вступительной статье . и, не в пример этому Обществу, не стал бы торопиться издавать мое сочинение сразу после того, как по мне отзвонит колокол! Одни акционеры мои друзья, другие — любезные люди, которые желали оказать мне услугу, но, что ни говори, каждый из них может продать акции или уступить их людям, мне не знакомым и находящимся в стесненных обстоятельствах; они, естественно, будут видеть в моем долголетии если не досадную помеху, то источник убытков. Меж тем, будь я хозяином этих «Записок», я оставил бы их в рукописи, а если бы захотел выпустить их в свет, то отложил бы печатание на пятьдесят лет.

Эти «Записки» создавались в разное время и в разных краях. Отсюда — необходимость вступлений, где я описываю места, которые были у меня перед глазами, чувства, которые волновали меня в момент, когда я вновь принимался за свой рассказ. Таким образом, изменчивые формы моей жизни переплелись меж собой: в пору благоденствия мне случалось вспоминать о временах нищеты, в дни горестей — описывать часы счастья. Юность моя смешалась с моей старостью, степенная опытность окрасила печалью беспечную веселость, лучи моего солнца от его восхода до его заката, скрещиваясь и сливаясь, сообщили моим рассказам некую беспорядочность или, если угодно, неизъяснимое единство; колыбель моя уподобилась могиле, могила уподобилась колыбели: страдания мои приносят мне радость, радости причиняют мне боль, и, заканчивая чтение этих «Записок», я уже не могу понять, кто их автор — темноволосый юноша или убеленный сединами старец.

Не знаю, придется ли по душе читателю эта смесь, изменить которую я не в силах; она — плод непостоянства моей судьбы: часто жизненные бури не оставляли мне другого письменного стола, кроме обломков моего крушения.

Меня уговаривали опубликовать отрывки из моих «Записок» еще при жизни, но я предпочитаю говорить из гроба; тогда повествованию моему будут вторить голоса, в которых слышится нечто священное, ибо они звучат из могилы. Если я довольно выстрадал в этом мире, чтобы вкусить блаженство в мире ином, луч света, сияющего в Елисейских полях, озарит последние картины моей жизни своей благодатью: жизнь не балует меня; быть может, смерть будет добрее?