Александр Покрышкин - На истребителе

— Тебя ведь зажгли! — возбуждённо закричал он.

Он прилетел раньше и сказал, что видел, как я, подбитый, камнем пошёл к земле. Товарищи окружили меня. Всех интересовало: как это было? И, как водится у лётчиков, я движеньем рук обрисовал воздушную обстановку, удар по хвосту «мессершмитта» и скольжение на крыло.

Это был мой первый немец. Первый, которого я уничтожил. Мне хотелось остаться одному и как-то разобраться в чувствах.

В этот день и у других лётчиков были победы: наша часть открыла свой боевой счёт.

Тяжёлое время переживала в те дни наша авиация. Гитлеровцы подняли в воздух и направили на нашу сторону почти все свои воздушные флоты — тысячи и тысячи самолётов.

Многочисленные эскадры вражеских бомбардировщиков бороздили небо, скидывая бомбы на наши войска, города, железные дороги, на мирное население. Они действовали в глубокой зоне — триста, четыреста, местами пятьсот километров от линии фронта. Немецкие истребители стаями ходили над нашими войсками и аэродромами, пытаясь навсегда утвердить за собой достигнутое в результате внезапного и вероломного нападения временное численное превосходство в воздухе.

Советским лётчикам нужно было отражать налёты германских бомбардировщиков, уничтожать немецкую истребительную авиацию, вести воздушную разведку и, содействуя своим наземным войскам, наносить ответные удары по вражеским танковым колоннам.

Положение усугублялось ещё и тем, что каждый самолёт, находящийся в строю, был в то время особенно дорог. Мы знали: пополнять самолётный парк сейчас очень трудно. Многие заводы и предприятия нашей авиационной промышленности перекочёвывали в глубинные районы страны. Им нужно было время, чтобы освоить на новых местах сложный процесс производства и дать фронту новую продукцию. Время! Это время наши лётчики, как и все другие воины Советской Армии, добывали в ожесточённых схватках с врагом, порою ценою собственной жизни сдерживая, изматывая, обескровливая противника.

Тот, кто был на фронте третьего июля сорок первого года, хорошо помнит этот день. В этот день, впервые после начала войны, Сталин говорил с советским народом. Он говорил, как близкий друг и товарищ, как вождь и полководец, как отец, обращаясь к каждому советскому человеку, где бы тот ни находился — на севере или на юге, в Москве или на Дальнем Востоке. В душу каждого из нас глубоко запали слова товарища Сталина о том, что нужно для ликвидации опасности, нависшей над нашей Родиной, какие меры надо принять для того, чтобы разгромить врага.

Многие пилоты, уходя в бой, брали с собой портреты товарища Сталина. Маленькая фотография Иосифа Виссарионовича была установлена и на приборной доске моего самолёта.

…Вылеты следовали за вылетами. Большинство из них приносило успех, но были и такие, после которых в душе оставался горький осадок понесённой неудачи. Разные бывали тому причины… Но одна из них порою давала знать о себе с особенной силой. У наших лётчиков в то время ещё не было боевых навыков, а в некоторых случаях и умения использовать все возможности доверенной им техники. Ведь против нас выступала авиация, прошедшая школу боевых действий на Западе в тридцать девятом — сороковом годах. И хотя немецкие лётчики редко встречали там настоящее сопротивление, всё же они накопили известный боевой опыт. Он дополнял численное превосходство врага в силах, затруднял нам борьбу с изворотливым и коварным противником.

История Отечественной войны навсегда сохранит в памяти советского народа имена тех лётчиков, которые, не задумываясь ни на секунду, самоотверженно устремлялись на врага, какой бы численности, силы он ни был, которые дрались с ним, ценой собственной жизни задерживая, уничтожая воздушного противника.

Где, в какой стране мог родиться такой приём атаки, как таран? Только у нас, в среде лётчиков, ставивших честь, независимость и свободу Родины превыше всего, превыше собственной жизни.

Таранные удары советских истребителей устрашали врага. Они, конечно, не являлись, как это пытались представить некоторые зарубежные авиационные специалисты, приёмом борьбы, продиктованным отчаянием. Таран требовал виртуозного владения машиной, исключительной выдержки, железных нервов, огромного душевного порыва. С особенным ожесточением, искусством и напористостью применяли этот приём наши лётчики при защите Москвы от воздушных налётов противника.

Мне лично не довелось ни разу таранить противника. Но в то грозное для нашего государства время воздушный таран был законным и необходимым элементом в арсенале средств нашей борьбы.