Р Гэдни - Говорит Альберт Эйнштейн

Руджеро начинает читать, глядя в свой блокнот.

— Димитров перебрался в Москву и, будучи генеральным секретарем исполкома Коминтерна, поощрял формирование движений народного фронта против нацистов, за исключением того периода, когда Сталин сотрудничал с Адольфом Гитлером. В сорок четвертом году он руководил сопротивлением болгарскому правительству, поддержавшему страны «оси», а в сорок пятом вернулся в Болгарию, где был немедленно назначен председателем «Отечественного фронта», подконтрольного коммунистам. Сконцентрировав в своих руках единоличный контроль над политической ситуацией, он объединил коммунистические силы, что в сорок шестом году привело к образованию Народной Республики Болгария. Он звонил доктору Эйнштейну в Берлин.

— Этого я не помню. В любом случае, доктор Эйнштейн редко пользовался телефоном, предпочитая решать свои дела по почте.

— У вас есть копии его писем?

— Под рукой нет.

— Вы интересуетесь политикой, фрау Дюкас?

— Только в том смысле, что я была против Гитлера в Германии. Все мои друзья — евреи. Поэтому в первую очередь меня беспокоил еврейский вопрос. Вообще, все, что мне небезразлично в жизни, — это еврейский вопрос и доктор Эйнштейн. Вы полагаете, доктор Эйнштейн симпатизирует коммунистам?

— А вы считаете, что для этого есть основания? — заискивающе спрашивает Руджеро.

— Нет, не считаю.

— Но согласитесь, фрау Дюкас, что по прошествии многих лет память может вам изменять?

— Вы о чем?

— Имена, даты, места, — объясняет Руджеро. — Которые связаны с жизнью доктора Эйнштейна в Берлине с двадцать восьмого по тридцать третий год. Мы располагаем информацией, что прежняя секретарша доктора Эйнштейна — либо Эльза, либо его старшая падчерица — поддерживала контакты с советскими агентами.

— Его падчерица работала секретарем до двадцать шестого года, пока не вышла замуж. В любом случае, она уже умерла. И Эльза тоже.

— Вы помните квартиру доктора Эйнштейна?

— Разумеется.

— Ведь в ней было два входа. Парадная лестница выходила на Габерландштрассе. А черный ход?

— На Ашаффенбургерштрассе.

— То, что нужно, чтобы агенты приходили и уходили, не привлекая внимания?

— Вам виднее. Я об этом никогда не задумывалась.

— А вот я задумался, — говорит Руджеро. — Из-за ухудшения здоровья доктора Эйнштейна в марте двадцать восьмого года ему пришлось нанять нового секретаря. Эльза Эйнштейн переговорила с вашей сестрой Розой из Еврейской организации помощи сиротам. Роза порекомендовала вас. И в пятницу тринадцатого апреля двадцать восьмого года вы пошли на собеседование в дом номер пять по Габерландштрассе.

— Да. Но я, вообще-то, хотела отказаться от этой работы.

— Почему?

— Я же ничего не понимаю в физике.

— Но вы поддерживали связь с коммунистами?

— Конечно нет.

— А вот ваш зять Зигмунд был коммунистом, и его племянник Альберт Волленбергер тоже. И когда доктор Эйнштейн переехал в США, Волленбергер оказывал ему финансовую помощь. Я уж не говорю о том, что доктор Эйнштейн поддерживал многочисленные коммунистические организации, о чем было известно и в самой Германии, и за ее пределами. Он был попечителем фонда помощи детским домам «Красная помощь», членом Общества друзей новой России, Международного комитета помощи рабочим и Всемирного комитета против империалистической войны.

— Возможно. Всего не упомнишь.

— Значит, вы утверждаете, что доктор Эйнштейн никогда не был коммунистом?

— Безусловно, не был.

— И антикоммунистом тоже?

— Точно не знаю.

— А вы?

— Я — как и он.

— Вы не антикоммунисты?

Фрау Дюкас молчит.

Руджеро поворачивается к записывающему Гжескевичу:

— У тебя есть какие-нибудь вопросы?

— Нет, — отвечает Гжескевич.

— Хорошо, фрау Дюкас, — говорит Руджеро. — Благодарю за сотрудничество. Было очень любезно с вашей стороны.

— Всегда пожалуйста.

— Могу я взять с вас честное слово, что эта беседа останется между нами?

— А если нет?

— Тогда нам придется арестовать вас на основании закона «О шпионаже». Стоит ли говорить, как это навредит репутации доктора Эйнштейна. Вы же не хотите повторить судьбу Розенбергов?

Фрау Дюкас из последних сил сдерживается, чтобы не сорваться.

— Неужели вы забыли? Неужели вы забыли, что Сартр назвал этот процесс юридическим линчеванием, вымазавшим кровью целую страну?

— И доктор Эйнштейн был против, верно, фрау Дюкас? И Бертольт Брехт, и Дэшил Хаммет, и Фрида Кало.